Питер Аспе - Дети Хроноса

– Я должен был это знать, – сказал он. – В плане секса я больше не могу за ним успевать. Он от этого страдает. Последние месяцы он неоднократно на это намекал. Поэтому мне приходилось в случае необходимости доказывать, что мне любое дело по плечу. История с Джонатаном стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Франк ушел. Теперь я старый и одинокий.

У Ван-Ина был опыт по части депрессий. Утешительные слова рану не вылечат, но молчать тоже нельзя.

– Не неси чушь, Гвидо. Ты выглядишь едва за сорок. И мир велик. Ты красивый, приветливый, умный, и к тому же…

Ван-Ин сказал именно то, что он не хотел бы услышать от желающего ему добра ближнего, когда у него самого дела были плохи. Поэтому он сделал кое-что, чего не мог себе представить в своих самых диких мечтах. Он продолжил стоять и посмотрел Версавелу прямо в глаза.

– И к тому же ты мой лучший друг, Гвидо. Я тебя люблю.

Даже Версавел испугался, когда Ван-Ин его обнял. Поцелуй в щеку немного смягчил жгучую боль. Туристы, приехавшие отдохнуть сюда на денек, пялились на целующуюся гомосексуальную пару, но Ван-Ина это нисколько не волновало.

– Ханнелоре сделала бы то же самое, – сказал он. – Мы оба очень сильно тебя любим, Гвидо. Не забывай об этом.

Версавел смотрел на небо, потому что у него не нашлось слов, чтобы выразить свои эмоции. Он привычным образом поглаживал усы, и Ван-Ин счел это хорошим знаком.

– Я думаю, мы заслужили по «Дювелю», – неожиданно сказал Версавел.

– Мы?

– Я думаю, что я тоже могу выпить сегодня бокал, – заявил Версавел.

Барка с креветками вошла в гавань со стаей кричащих чаек в кильватере. Проехав здание спасательных служб, они повернули налево в направлении ресторана «Остерстакетсел».

В конце пирса стоял деревянный домик, который выступал в роли кафе-ресторана. Терраса была битком набита. Десятки прогуливающихся людей обосновались здесь и наслаждались поздним осенним солнцем.

Ван-Ин завладел столиком в последний момент: четверо кудахтающих немцев не могли договориться относительно цены на сангрию, и он бесцеремонно этим воспользовался. Официант посчитал это справедливым. Он многозначительно улыбнулся, когда немцы продолжили свою «сухую прогулку».

– Два «Дювеля», – сказал Ван-Ин. – Ледяных, если можно.

Когда величественная парусная яхта прошла мимо ресторана, все на террасе вытянулись. Повсюду защелкали фотоаппараты. Для многих людей это была кульминация дня. Оригинальное фото будет дома служить доказательством того, что они что-то пережили.

– Тебе лучше? – озабоченно спросил Ван-Ин.

Версавел закатал рукава рубашки и развязал галстук.

Никто не узнал бы в нем полицейского.

– Де-Ки хотел поговорить с тобой сегодня утром, – сказал он.

– Гвидо, ради бога. Расслабься.

– Я это и делаю, Питер. Моя работа – это все, что у меня еще остается. Это помогает разогнать призраков.

Официант, дружелюбный верзила лет сорока, принес два «Дювеля» с густой пеной. Так и было положено. Версавел хотел было сразу же заплатить, но официант отмахнулся. Это Версавелу понравилось.

– Ты знаешь, о чем старик хотел со мной поговорить?

Версавел пил крепкое пиво, словно это была минеральная вода. В его усах сверкали клочки пены.

– Он прочитал твой рапорт, Питер. Я думаю, он раздосадован списком, который ты вытянул из Линды Артс. Де-Ягер – член правления Ротари-клуба. Де-Ки тоже член этого клуба.

– Могу себе представить, что из-за некоторых имен ему снятся ночные кошмары.

Ван-Ин, кроме всего прочего, думал о Йохане Брэйсе, амбициозном министре иностранных дел. С определенного уровня все эти люди начинали страдать от денежной болезни.

– Должно быть, Герберт был очень особенным человеком, – задумался он.

– Думаешь, существует связь между Брэйсом, Провостом и Гербертом?

– В любом случае двое из них мертвы, – заметил Ван-Ин.

– То есть ты планируешь схватить Брэйса?

За последние двадцать четыре часа Ван-Ин задавал себе этот вопрос тысячу и один раз. Хотя в наши дни уничтожение министров было и правда в моде, но чтобы «положить Брэйса на жаровню», ему нужны были настоящие доказательства. То, что он временами удовлетворял свои физиологические потребности в неизвестном загородном доме, не было правонарушением.

– В списке есть еще несколько интересных имен, Гвидо.

Версавел кивнул. Допрашивать министра иностранных дел на основании полученного под давлением признания сутенерши казалось ему рискованным предприятием. Идея насесть на него, вытравив его подражателей, звучала намного безопаснее.

Ван-Ин заказал еще два «Дювеля» и сырную тарелку. Сегодняшний легкий обед давал о себе знать.

– Мы должны найти самое слабое звено, Гвидо.

Он достал из внутреннего кармана копию списка. Они вместе пробежались по именам. Магистраты не учитывались. Оставались десятки политиков, бывший полковник жандармерии, четыре промышленника, духовное лицо, два высоких должностных лица из министерства финансов, Верворт и Де-Ягер. Ван-Ин понимал, что список был далеко не полным. Линда Артс знала имена только постоянных клиентов. Он взял шариковую ручку и подчеркнул имена членов правления НКО: Вандале, Провост, Верворт, Дефлур и Мёус.

– Я выбираю каноника, – сказал Версавел с энтузиазмом. – Предполагается, что пасторы не лгут.

Ван-Ин обвел кружком имя Дефлур.

– Тогда я беру Мёуса, – ухмыльнулся он.

– Почему Мёуса?

Ван-Ин сделал глоток «Дювеля».

– Довольно ясно, – засмеялся он. – Мёус рифмуется conkuis [47].

Версавел выпил второй бокал «Дювеля» почти одним глотком. Эта порция не осталась без последствий.

– Тогда мне надо срочно сообщить Европолу, – сказал он заплетающимся языком. – Я уверен, что этого метода расследования в их компьютере еще нет. Меня бы не удивило, если бы оказалось, что всех пироманов зовут Ванденбранде [48].

– Нет, их зовут Ванденбруке [49], – засмеялся Ван-Ин.

Карине Неелс пришлось дважды спрашивать дорогу, прежде чем она нашла Ветте-Виспорт. Мужчина, к которому она обратилась на Синт-Якобсстрат, предложил ей пять тысяч франков, если она согласится пойти с ним на часок. Это доказывало, что ее метаморфоза удалась. Карине оглядела себя в зеркальное стекло витрины и обнаружила, что выглядит очень сексуально.

Мелхиор Мёус был тучным мужчиной с ледяными, как у кобры, глазами. За круглыми стеклами дорогих дизайнерских очков они казались неестественно большими. Высокий лоб характеризовал его как настоящего бюрократа.

Раньше такое преждевременное облысение было символом некой мудрости. Сейчас уже никого не проведешь. Мужчины были лысыми, потому что их отцы тоже были такими.

Ван-Ину было известно, что Мёусу сорок четыре года. Не зная этого, он бы дал главному контролеру налогового ведомства как минимум на десять лет больше.