Джек Хиггинс - Ночная смена

— Он просто напрашивается, этот тип!

Они тоже повернули за угол и пошли по неровному тротуару между обветшалых домов викторианского стиля, обрамленных железными решетками. Ирландец приостановился, заставив спутника задержаться, и прислушался. Однако единственным звуком, который он услышал, был раздавшийся с улицы, странно приглушенный туманом рев раннего утреннего транспорта.

Ирландец нахмурился и осторожно двинулся вперед. Из-за его спины вышел Гарвалд. Он отшвырнул коротышку и ударил его коленом в пах. Тот свалился на тротуар, ловя воздух ртом. Ирландец обернулся. Гарвалд стоял по другую сторону скорчившегося тела, засунув руки в карманы плаща и слегка улыбаясь:

— Ищешь кого-нибудь?

Ирландец бросился на него, угрожающе выставив вперед руки, но они схватили только воздух, а сам он, ловко сбитый с ног, свалился на мокрые плиты тротуара и, ругаясь, вскочил на ноги. В то же мгновение Гарвалд схватил его обеими руками за кисть, перевернул ее, рванул вверх, захватив в тиски плечо.

Ирландец издал отчаянный вопль — он почувствовал, как разрываются его мускулы. Продолжая удерживать противника железной хваткой, Гарвалд бросил его головой в ограду.

Коротышку стошнило на решетку, после чего он поднялся и прислонился к ограде. Лицо его выражало ужас. Гарвалд перешагнул через ирландца и подошел ближе к коротышке. Тот почувствовал небывалый страх:

— Ради Бога, не трогай меня!

— Так-то лучше, — сказал Гарвалд. — Гораздо лучше! Скажи, кто тебя натравил на меня?

— Парень по имени Роско — Сэм Роско. Они с Терри сделали в Вилле одно дельце пару лет тому назад. На прошлой неделе он написал Терри из этой дыры на севере, где он живет. Сказал, что твое освобождение — плохая новость. Что никто не хочет, чтобы ты возвращался.

— И ты должен был убедить меня не делать этого? — вежливо спросил Гарвалд. — И сколько же вам заплатили за то, чтобы передать мне это сообщение?

Коротышка облизал губы.

— Сотню. На двоих, — добавил он поспешно.

Гарвалд опустился на колено возле ирландца, насвистывая странный печальный мотив, перевернул его и обыскал. Он нащупал бумажник и извлек пачку пятифунтовых банкнотов:

— Это?

— Да. Терри еще не поделил их.

Гарвалд быстро пересчитал деньги и сунул их в свой внутренний карман:

— Ну вот. Я бы сказал, нынче утром я неплохо поработал.

Коротышка склонился над ирландцем. Он осторожно ощупал его лицо и в ужасе отпрянул:

— Пресвятая дева, ты же раздробил ему челюсть!

— А ты бы, пожалуй, поискал ему врача, — сказал Гарвалд и отвернулся.

Он исчез в тумане, и в воздухе некоторое время раздавался его свист. Затем он постепенно заглох.

Коротышка стоял, согнувшись, над ирландцем, капли дождя стучали по его дешевенькому плащу.

Этот мотив, этот проклятый мотив! Никак не удавалось отвязаться от этого звука, и по какой-то причине, которую позднее он не мог членораздельно объяснить, он начал всхлипывать, беспомощно, как ребенок.

Потом наступила ночь с холодным восточным ветром, который все сметал на своем пути и проникал до костей, подобно вонзаемому в спину ножу. Ветер со свистом прочесывал улочки северного города, улочки узкие, как ущелья, между возвышающимися, подобно башням, многоквартирными домами — новым достижением жилищного строительства. И когда начался дождь, это был холодный, пронизывающий зимний дождь, барабанящий по окнам, как град свинцовых пуль.

Джин Флеминг сидела на жестком деревянном стуле в главном офисе Центрального управления по расследованию уголовных преступлений и ждала. Было немногим более девяти часов, и помещение казалось странно пустынным. Тени выползали из углов, падая на длинные узкие столы, вызывая непонятную, таинственную тревогу. Сквозь дверь комнаты слева она слышала движение и тихое бормотание. Через некоторое время дверь открылась, и крупный, седеющий мужчина сорока с лишним лет обратился к ней:

— Старший инспектор Грант может принять вас сейчас, мисс Флеминг.

Она поднялась и быстро вошла в кабинет. Помещение было слабо освещено, единственный свет давала зеленая лампа под абажуром, стоявшая на столе. Обставлен кабинет был очень просто: несколько ящиков с карточками и большая карта города на стене. Границы участков были отмечены красным.

Грант чувствовал себя очень усталым. Ноющая боль в глазу и небольшая непроизвольная дрожь, которую он не мог унять, указывали на то, что он, по-видимому, подвергся нападению азиатского гриппа, уже отправившего на больничный лист почти пятую часть всех его подчиненных. Он открыл ящик, высыпал из пузырька три таблетки аспирина, проглотил их и запил стаканом воды. Потянувшись за сигаретой, Грант взглянул на девушку, севшую напротив него по другую сторону стола. Двадцать семь или двадцать восемь лет, судя по внешности, ирландка, темные волосы, остриженные почти до самого черепа, — прическа, которую он, честно говоря, не одобрял, но которая определенно шла ей. На ней были тяжелая дубленка ценой примерно в сорок фунтов и сапожки до колена из натуральной кожи.

Она села на стул, который ей пододвинул Брэди, и положила ногу на ногу. Грант, впервые за этот вечер, несколько оживился. Она аккуратно расправила юбку и улыбнулась:

— Вы не помните меня, мистер Грант?

— А разве я вас знаю?

Он нахмурился. Флеминг, Джин Флеминг. Он покачал головой, и его некрасивое лицо расплылось в совершенно обезоруживающей улыбке, полной обаяния, которое было одним из наиболее ценных его качеств.

— Наверное, я старею.

— Я сестра Беллы Гарвалд.

Казалось, что она произнесла какое-то магическое заклинание — все вдруг встало на свои места. Бен Гарвалд и «Стил Амальгамейтед» — дело восьми-, нет, девятилетней давности. Его первое большое дело в качестве главного инспектора. Воспоминания перескочили в дом на Хайбер-стрит, к Белле Гарвалд и ее младшей сестре.

— Вы изменились, — сказал он, — насколько я помню, вы учились тогда еще в начальной школе и готовились поступить в колледж. Кем вы хотели стать? Учительницей?

— Я стала ей.

— Здесь, в городе?

Она кивнула.

— Старая школа мисс Ван Хефлин? Это был первый район, который мне поручили обходить, когда я начал служить в полиции. Она все еще работает? Ей, должно быть, не менее семидесяти.

— Она ушла в отставку два года тому назад, — сказала Джин Флеминг. — Теперь это моя школа.

Она не могла скрыть гордости: ее голос задрожал, и северный акцент стал заметнее.

— Далеко вы продвинулись от Хайбер-стрит, — заметил Грант. — А как Белла?

— Она развелась с Беном вскоре после того, как его посадили. Снова вышла замуж год тому назад.

— Припоминаю. Гарри Фолкнер. Она хорошо устроилась.