Леонид Словин - Астраханский вокзал [сборник]

— Опишите приметы вещей.

Холодилин прошел лабиринтом стальных отсеков, главная мысль доклада руководству вырисовалась еще раньше, сейчас она снова получила подтверждение. Современный транспорт неотделим от автоматических камер хранения, от электроники, век старозаветных камер хранения ручной клади с квитанциями и жетончиками кончился. Надо предпринять все, чтобы «дело Маевского — Филина» не могло повториться. Возможно ли это? Главный конструктор, звонивший Холодилину на квартиру, рассказал, что документация на усовершенствования, которые предлагала милиция, была разработана, но в свое время ее не приняли во внимание. Теперь, безусловно, этим предложениям будет дана зеленая улица…

— Сейчас дежурная будет открывать соседние ячейки, — Сабодаш уверенно проводил в жизнь методику Денисова, — смотрите внимательно, не пропустите сетку с лещом!

…Заместитель министра обязательно будет интересоваться деталями проведения операции «Магистраль». Что можно сказать? Все органы милиции, участвовавшие в поиске, сработали четко. Результаты говорят сами за себя: с момента поступления первого заявления о краже до установления преступников прошло менее трех суток.

Холодилин поднялся по эскалатору, прошел в центральный зал, незнакомый молоденький милиционер что-то объяснял женщине, окруженной детьми, по-видимому воспитательнице.

Когда он снова спустился к автоматическим камерам хранения, Сабодаш и заявительница стояли у телефона, рядом со столиком дежурной. Вид у Сабодаша был растерянный.

— В ячейках нет, все осмотрели, товарищ полковник. Я позвонил помощнику. Сейчас он ищет магнитофон по ориентировкам — среди вещей, изъятых в базовых ячейках Ильи Маевского…

— Меня так успокоили! — перебила потерпевшая.

— Одну минуточку.

Она выразительно закатила глаза к потолку.

— «Одну минуточку»! Сколько мы уже времени потеряли?! Может, как раз мой магнитофон сейчас пропивают и закусывают моим же лещом?!

Заливисто прозвенел телефон, Сабодаш снял трубку.

— Хорошо проверил? — Он посмотрел на Холодилина. — Нигде нет, товарищ полковник.

— Действуйте, — приказал заместитель начальника управления.

Он не собирался подменять дежурного, по крайней мере на этом, начальном этапе поиска — включение в розыск необходимого числа сотрудников, организация их работы, знал Холодилин, много важнее для дела, чем появление сейчас в отсеке еще одного дежурного или, в лучшем случае, еще одного инспектора в звании полковника.

Сабодаш словно только и ждал этого распоряжения.

— …Вызывайте наличный инспекторский состав по схеме «Кража в камере хранения», поставьте в известность следователя и эксперта-криминалиста. Дежурного по управлению я проинформирую сам. — Он положил трубку. — Вокзал есть вокзал! Ушки надо держать топориком!

Холодилин заметил время. Потекли минуты, из тех, что оставляли след в «Книге учета происшествий». Заместителю начальника управления неожиданно представилась возможность наблюдать подчиненный аппарат как бы со стороны.

Все так же шли вдоль отсеков пассажиры, их становилось все больше. Заявительница и Сабодаш ждали. Холодилин поглядывал на часы.

Первой появилась в камере хранения капитан Колыхалова, старший инспектор уголовного розыска.

— Что случилось? Здравия желаю, товарищ полковник…

Через минуту прибежал Блохин, вскоре за ним в конце отсека возник Денисов. Инспектора здоровались с заместителем начальника управления, пристраивались рядом с Сабодашем и потерпевшей. Три инспектора — три характера, Холодилин, как опытный работник розыска, представлял их себе в целом: увлекающаяся первой версией Колыхалова; осторожный, недоверчивый Блохин; внешне простоватый, старающийся заглянуть чуть дальше, чем все, Денисов. Каждый из инспекторов словно уже нашел точку приложения своих сил. Блохин присматривался к любопытствующим, собравшимся у бокового отсека. Кира не спускала глаз с потерпевшей. Денисов осматривал автоматическую секцию.

— Вы хорошо помните, что оставили ячейку закрытой? — спросила Колыхалова. — За ручку подергали?

— Извините, родненькая, вы не за ту меня принимаете. Я могла оторвать — так дергала. Ничего, если я буду курить? Дико волнуюсь за вещи…

— Может, кто-то подсмотрел ваш шифр?

— Никто! Я же все понимаю! Если вы написали «Держите в тайне набранный шифр!», — она ткнула в «Правила эксплуатации», висевшие посреди отсека, — будьте уверены: я набрала шифр так, что никто не увидел.

— Тогда я что-то упустила…

— Разрешите, я помогу, не обижайтесь… Давайте рассуждать логически! Раз никто посторонний не мог узнать шифр, тогда… Продолжайте развивать вашу мысль! Эти женщины, дежурные… Вы меня извините, родненькие! — Она обернулась к работникам камеры хранения и тут же снова к Колыхаловой: — Разве нельзя у них посмотреть?! Должны быть какие-то ящички, подсобные каморки… Вы уголрозыск, вам лучше знать! В крайнем случае можно потом извиниться. Я сама, родненькие, перед вами извинюсь…

Даже Холодилин, заинтересовавшись, на время оставил без внимания своих сотрудников.

— Может, вы доверили шифр кому-нибудь вне вокзала? — Колыхалова прервала потерпевшую величественным жестом примадонны. — Кто знал, что ваши вещи здесь?

Женщина застыла, словно наткнулась на неожиданное препятствие.

— Господи, как я могла забыть?! Своей подруге…

— Кому еще? Вспомните.

Денисов участия в разговоре не принимал, рассматривал наружные цифры соседних секций.

— Только ей — я просила съездить за моими вещами. Она вчера приехала ко мне поздно, сказала, что ячейка не открылась. Какая же я слепая…

— Подождите! — возмутилась Колыхалова. — Какие у вас основания подозревать?

— …Я решила, что она что-то напутала, не придала значения! — Заявительница снова закатила глаза к потолку. — Тут мне надо самой… Я ей скажу: «Тоня, родненькая! Пока не поздно! Милиция ничего не знает! Не бери грех на душу!»

— А если не она?

Колыхалова и Блохин обсуждали ситуацию серьезно: потерпевшая не вызывала симпатии, но они не имели права руководствоваться такими критериями, как «симпатия» и «антипатия».

— Извинюсь! «Тоня, — скажу, — родненькая, извини, ради Бога!» — У нее было два обращения — «родненькая» и «друзья мои», — и она поочередно пользовалась обоими. — Вы не могли бы сделать у нее обыск?

Блохин снял шляпу-«дипломат», основательно размял поля.

— А если кто-нибудь вот так покажет на меня, на вас? Что тогда? Обыск?!

— Надо же что-то делать, друзья мои! Не век же стоять здесь!

— Мария Ивановна, — неожиданно обратился Денисов к дежурной по камере хранения, — откройте еще раз ячейку. Пожалуйста.