Джон Кризи - Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц.]

Он закурил сигарету и яростно затянулся.

— Стрихнин или что-то в этом роде. Она могла бы стать важным свидетелем, вот ее и постарались поскорее убрать. — Сигарета нещадно дымила. — Меня пугает все это. Они совершенно не знают жалости, и, по мне, лучше не терять времени.

— Да, держите меня в курсе дела. И не теряйте голову, Роджер. Наша основная задача — сохранить жизнь принца.

Роджер кивнул головой. Через двадцать минут он выехал вместе с детективом-инспектором и специалистом по отпечаткам пальцев из технического отдела. С собой он захватил свой «чудо-ящичек», где имелось все, что ему могло понадобиться на предварительной стадии расследования. Но его задача была вовсе не так проста. Он знал, что дивизион послал своего фотографа, так что ему не стоит беспокоиться о самых элементарных формальностях. Сначала он заехал в «Трокадеро» и увидел, как Джанет и мальчики разговаривали с ярдовским сержантом. Заметив его, они все просияли, но выражение его лица сказало им, что стряслось нечто серьезное.

— Но должен же ты поесть, — запротестовала Джанет.

— Захвачу завтрак с собой. Ты даже не можешь себе представить, как мне не хотелось бы огорчать тебя и мальчиков, но я не имею морального права не поехать по данному делу.

— Это убийство? — заинтересовался Ричард.

— Да.

Мартин-Скуппи не спорил. Джанет тоже не пыталась возражать. Сержант обещал отвезти их домой после того, как они пообедают. Роджер вышел из «Трокадеро» и сразу же очутился в другом мире, где Джанет и мальчики были тут же забыты. Картина женского лица, искаженного отравлением, переплеталась в его памяти с отчаянным выражением лица Энн Пеглер, когда она смотрела на змею. Из беззаботной счастливой девушки она превратилась в инвалида. А менее чем через неделю превращение было завершено смертью.

Что же ждет сестру Барнетта?

В этот момент сестра Барнетта входила в свою квартиру по Бинг-Мэншен, 103. Она уезжала на пару дней к знакомым, но два часа назад возвратилась в город и сразу же отправилась в магазины. Сумка у нее была необыкновенно тяжелой. Она заметила человека, который шел за нею следом, но почти не придала этому никакого значения. Она не принадлежала к впечатлительным натурам, да и причин для волнения не было. Конечно, очень жаль Джима, но за последние годы они так редко виделись, так что было бы лицемерием притворяться, будто она испытывает огромное горе. В коридоре какой-то человек чинил электропроводку. Ей и в голову не пришло, что это полицейский.

Она занимала малюсенькую квартирку: спаленка, крохотная гостиная, ванная и кухонька. Большего ей и не требовалось. Квартира была светлой, солнечной, веселой и расположенной возле самой реки. На площадку выходило четыре одинаковых двери. У нее был пятый этаж.

Гризельда поднялась на лифте. Проезжая мимо второго этажа. Гризельда заметила ребенка, мальчика, одетого в необычное платье. Она не обратила на него особого внимания, просто механически отметила его присутствие. Лифт остановился. Она отперла дверь и споткнулась обо что-то на полу. Это было письмо, но не обычный плоский конверт, а скорее что-то вроде небольшого пакетика. Гризельда заперла дверь и наклонилась, чтобы поднять посылку.

Конверт украшало множество ярких итальянских марок. Адрес написан рукой Джима. Поверх соседка нацарапала карандашом: «Это заказное письмо, я расписалась вместо вас. Почтальон не хотел оставлять его без расписки в вашей квартире». Гризельда с изумлением уставилась на конверт. Удивительно, но почерк брата произвел на нее большее впечатление, чем известие о его смерти. Потом ей пришло в голову, что здесь может быть та кинопленка, о которой расспрашивала полиция. Она совершенно искренне сказала, что ничего не получала.

И в эту минуту раздался звонок в дверь.

Гризельда стояла, держа пакет в руке, все еще не в силах отделаться от шока, причиненного знакомым почерком. Конечно, глупо предполагать, что Джим написал ей из могилы. Пакет был не тяжелый, но внутри плотного конверта находилась, вне всякого сомнения, коробочка. Сверху виднелась наклейка, на которой было напечатано: «Проверялось в таможне».

Звонок раздался второй раз.

Как раз сейчас ей не хотелось никого пускать. Она почувствовала что-то вроде угрызений совести из-за того, что так легко восприняла смерть Джима. Но звонок не умолкал, резкий, требовательный. Она находилась всего в двух шагах от двери и повернулась к ней лицом, но ей по-прежнему не хотелось ее отворять. В данный момент она должна побыть одна, не стоит ни с кем делиться своими переживаниями. Однако нельзя же вот так стоять. Конечно, можно притвориться, что ее нет дома. А вдруг это соседка, которая слышала, как она вернулась? Она расправила плечи, изобразила на губах подобие приветливой улыбки и двинулась к двери. И только тут сообразила, что надо бы спрятать хотя бы пакет, но было уже поздно.

На пороге стоял ребенок. Она узнала его по одежде: коротенькие штанишки и подобие норфолькского жакета, то и другое из какой-то необыкновенной ткани. На голове плотно прилегающая шапочка, которая придавала ему взрослый вид. Невольно у нее возникло странное чувство: да не ребенок это. Он быстро глянул вдоль коридора, и она тоже посмотрела туда.

Электрик совершенно неподвижно лежал на полу.

И вдруг Гризельду Барнетт охватил невероятный ужас. Она попятилась назад, но ребенок поднял правую руку, и она увидела, что он держит в ней малюсенький пистолет.

— Пожалуйста, — сказал «мальчик», — не двигайтесь. Я войду внутрь.

Он шагнул через порог, страх перед оружием не позволил ей помешать ему. Он двигался необычайно быстро и в одно мгновение очутился позади нее.

Первым делом он закрыл дверь.

— Вы мисс Барнетт? — пробормотал он приказным тоном.

Она обрела голос.

— Да… А кто вы такой? Что вам надо?

К ней возвратилась храбрость, даже какая-то слепая ярость, и она ударила его, мстя за пережитый страх. Но тут его пальцы охватили ее запястье и сжали его с такой силой, что она вздрогнула. Он ухмыльнулся ей в лицо, и она обратила внимание на его длинные желтые зубы, каких не бывает у детей.

— Я пришел с вами познакомиться, — забормотал карлик. Говорил он по-английски хорошо, хотя медленно и с явным трудом. Он следил за ее глазами, но пару раз его взгляд останавливался на пакете, который она по-прежнему держала в руках.

— Пройдемте, пожалуйста, в комнату. — Он красноречиво посмотрел на свою руку, и она была вынуждена подчиниться. Даже в своей нелепой шапочке с большим помпоном карлик не доходил ей до талии. Смешно, что он заставлял ее подчиняться своим требованиям. Мысль о человеке, лежащем на лестнице, внушала ей ужас, но одновременно и надежду. Он может прийти в себя — или его заметят…