Оксана Обухова - Пока телефон не зазвонил

Стас добрел до лодочного сарая Львовых. Остановился, подумывая, куда бы дальше направиться? Чаевники уже ушли из беседки, а в доме Львовых горел верхний свет в гостиной. Через лужайку по дорожке к бане шла Янина с махровым халатом и полотенцем в руках.

Стас не стал ее окликать и расстраивать известием, что не нашел собаку. Майор стоял за сараем в кромешной тени, отбрасываемой лунным светом, и девушка его, естественно, не заметила.

Совсем некстати Гущин вспомнил покойную маму Федула, дававшую наркоз животным хлороформом, один из пузырьков с которым, вероятно, пропал.

Янина подходила к калитке Капитоновых, Стас собирался пойти в том же направлении вдоль берега и убедиться, что Маргаритовна не выслеживает в прибрежных зарослях водяную крысу — за границей облагороженного пляжа Львовых кусты разрослись богато. Но сыщик не хотел попадаться на глаза Янине и ждал, пока девушка скроется в баньке.

Занимая время, Стас разыскал в телефоне номер Кнышева и позвонил историку с вопросом:

— Яков Валентинович, а вы не помните, чьих животных лечила мама Федора незадолго до смерти?

— Чьих? — задумываясь, переспросил краевед. — Да, собственно, у всех лечила. Правда, за лишай никогда не бралась, говорила…

— А операции она животным делала? — перебил майор. — Операции с наркозом, я имею в виду.

— С наркозом? — не забывая о манере переспрашивать, проговорил историк. — Ну как же, было. Михаил, помню, привозил Степаниде щенка, когда тот в снастях запутался и рыболовный крючок глубоко вцепился в брюхо. Степанида тогда полную операцию собаке делала, крючок ведь сильно застрял.

— Михаил, значит, — пробормотал майор и, мысля вслух, негромко буркнул: — Интересно, эта та самая собака, что сейчас его дом в рыбхозе охраняет?

— Не знаю, — оживился историк. — А почему вас это, собственно, интересует?

— Да так, — увильнул сыщик. — А вы не знаете, Яков Валентинович, Миша часто навещал дом Степаниды?

— После ее смерти?

— И до и после.

Яков Валентинович задумался.

— Я б не сказал, — ответил в итоге. — Федул малопривлекательный субъект, о его маменьке, хоть она и покойница, тоже ничего приятного не могу сказать…

— Спасибо, Яков Валентинович. До свидания.

Стас оборвал разговор со словоохотливым собеседником, прикинул, что Янина уже должна зайти в баню, и, глядя под ноги, осторожно двинулся к кустам. Но сделав только шаг, остановился. Откуда-то раздалось тихое и жалобное поскуливание.

Заноза! Стас мгновенно узнал голос своей собаки!

Жалобное стенание раздавалось из темноты прибрежных кустов за банькой. Гущин, напоминая танк, ринулся туда, раздвигая и подминая ветки. Наклонился, готовясь разглядеть внизу собаку…

На его затылок обрушился страшный удар! Из темноты, из ниоткуда!

Но за мгновение до этого майор успел услышать тихий голос Яны:

— Заноза, Зоенька… Где ты, моя хорошая? Я иду к тебе, иду…

Гущин плыл на корабле. Огромный океанический лайнер плавно скользил по водам, негромко урчал двигателем, вибрировал переборками и пах водорослями. Но не чистыми и йодистыми, а застарелыми и гнилостными. В ноздри бил запах разложения и тлена.

Стасу казалось, что он спит на верхней полке полутемной каюты. От падения при качки он застраховался, пристегнулся к полке и теперь закостенел в неудобном полусидящем положении. Его одолевает тошнотворный приступ морской болезни…

«Попить бы», — подумал Гущин и очнулся. Открыл глаза.

Навряд ли, помещение в котором он оказался, было пароходным трюмом. Стас пришел себя в небольшом техническом подвале с серыми оштукатуренными стенами, куда вниз от закрытой двери вели четыре бетонные ступени. Урчание и вибрацию двигателя корабля он спутал с негромкой работой электрического котла отопления. Правая рука сыщика была пристегнута наручником к намертво впечатанной в бетонную стену водопроводной трубе. Гнилостными водорослями пах сам майор. Опустив голову вниз сыщик увидел, что его рубашка и брюки вымазаны в подсохшей грязи и тине, поскольку, совсем недавно он рухнул вниз лицом прямиком на мокрые склизкие корни прибрежных кустов.

Гущин облизал покрытые сухой коркой губы и сразу же почувствовал на них горечь. Ощутил во рту специфический больничный привкус.

«Вначале он меня по черепушке треснул, потом для верности отключил еще и хлороформом», — догадался сыщик. Голова болела нестерпимо, сотрясение мозга и отравление наркозом вызывали тошноту.

Стас вновь прикрыл глаза. Неяркий свет одинокой голой лампочки под потолком резал их словно прожектор.

Гущин попытался восстановить хоть что-то в памяти. Может быть, он ненадолго приходил в себя? Кого-то видел, слышал, что-то ощущал…

Янина! Прежде чем отключиться, Стас услышал голос девушки!

— Черт, — вслух простонал майор. Гущин догадался, что, вероятно, оказался случайным свидетелем нападения на Янину!

Она пошла на голос Маргаритовны, собаку специально спрятали в кустах и подманили девушку. Или… записали собачье поскуливание на диктофон… А тут сыщик. Как танк поперся напролом через кусты…

Ну и получил за это, разумеется. В точности так же, как и Львов заработал по кумполу на прошлой неделе. Так что, опыт у Водяного — был и пригодился еще раз.

Стас завозился на бетонном полу, задергался, проверяя крепость трубы и наручников. «Может быть, дай Бог, Янина услышала возню в кустах! Может быть, я успел вскрикнуть и она испугалась! Убежала!»

Нет, говорил рассудочный голос внутри сыщика. Янина не ушла. Поскольку иначе Водяной не смог бы перевезти следователя в подвал. Он тоже ушел бы. Так как, Янина побежала б за подмогой и привела людей.

И то есть… у Водяного — получилось. Снова.

Гущин прекратил возню. Сел, опираясь спиной о бетонную стену, с неудобно вывернутой рукой, и до крови закусил губу.

Майор не смог предотвратить нападение на девушку. И сейчас… сейчас она может быть мертва.

От мысленного видения плывущей по воде безжизненной девушки Гущину захотелось скончаться. Прямо здесь, на бетонном полу, под тихое урчание котла.

— Эй! — распаляя в себе бешенство, спасаясь от мыслей о гибели Янины, заорал майор. — Эй! Иди сюда, тварь!!

Стас уже почти наверняка догадался, где он находится. Имени убийцы он сейчас не успел выкрикнуть лишь потому, что «Теория случайностей» продолжала действовать. Гущину элементарно повезло: он не заставил Водяного действовать без промедления и не убил догадкой молоденькую художницу, лишь потому, что не назвал того по имени.

Дверь над ступенями распахнулась. В проеме, как и ожидалось, показался… Михаил.

Чудо, что у майора в тот момент от ненависти сжалось горло. Бешенство, идущее от безысходности, буквально задушило Гущина, с языка рвались слова, готовые хоть как-то уязвить убийцу, хоть в чем-то отыграться! Майору хотелось крикнуть: «А я ведь вычислил тебя, урод! Я тебя вычислил…»