Мика Валтари - Современный финский детектив

Так оно и было. Это подтверждается состоянием поверхности концов каната. Они, это совершенно очевидно, не подравнивались затем ножом, канат был использован по прямому назначению сразу.

— Ну а что дальше?

— Отсеченные от каната крюки могли оказаться тяжелой уликой. Если их найдут и выставят во время судебного процесса на столе перед судьей, то никакие отговорки не помогут. Приговор вступит в силу неотвратимо. Следовательно, крюки было необходимо немедленно уничтожить. Однако изделия из стали трудно уничтожить: в огне они не горят, в воде они, конечно, потонут… в озере или в колодце. Однако опыт и статистика говорят, что в аналогичных случаях преступник, почти как правило, закапывает вещественные доказательства в землю…

Размышления констебля Илола были прерваны.

В кабинет вошел Кари Куннас. Лицо у него было красным, а выражение на нем — злым. Он начал с того, что сердито буркнул:

— Этот дьявол сапожник, вдребезину пьяный, принялся нести какую-то околесицу, говорить загадками.

Сердце Илола дрогнуло.

— Это ты Тойвиайнена притащил в каталажку?

Куннас кивнул головой и, обогнув стол, сел за него. Рукой он поглаживал бороду.

— Мужик с утра подался в город. Там немедля налакался. Как же иначе! И когда это чертово отродье возвращалось в полдень домой в рейсовом автобусе, нетрудно себе представить, чем сопровождался вояж!

Странное чувство возникло в душе Илола, когда он вспомнил, что сию минуту думал о Тойвиайнене. Однако он продолжал молчать и дал Куннасу высказаться до конца.

— Да и сейчас этот мужик, видно, уже из последних сил вновь принялся куражиться. Я попробовал его утихомирить и сказал, что, очевидно, обычные якоря его уже больше не держат. Подумай только, что этот шутник мне промычал в ответ!..

— Ну?

— Утверждал, что у него есть и стальные якоря. Такая, видите ли, волшебная вещица, в которой так и переливается денежный звон!

Какое-то колесико повернулось вдруг в голове Илола. Оно как бы скользнуло на положенное ему место. Крюки буксировочного каната были железными. И по своей форме они могли напоминать якоря.

Сердце Илола затрепетало, когда он услышал продолжение повествования Куннаса:

— Будучи уже почти в бессознательном, полусонном состоянии, сапожник сказал, что скоро станет сказочно богатым и тогда такие вот, как я, замешенные и выросшие на навозе и пробравшиеся в высокие полицейские чины, не станут больше изгиляться над ним.

Илола быстро спросил:

— Послушай, а ты не смог бы его снова разговорить?

Куннас отрицательно качнул головой.

— Да он сразу же принялся храпеть, лишь только рухнул на пол каталажки.

Илола встал.

— Послушай!

— Что?

— Позаботься о том, чтобы этот мужик побыл в камере еще некоторое время. По крайней мере несколько часов.

— Он там просидит эти несколько часов без всяких усилий с моей стороны.

— При любых обстоятельствах не выпускай его, пока я не вернусь.

Не сказав больше ни слова, Илола поспешно вышел. Его охватил необычный, не передаваемый словами азарт. Садясь в автомобиль, он еще не привел свои мысли в какой-то стройный, логический порядок.

Одно лишь было бесспорно.

Еще несколько минут назад он решил, что Тойвиайнен никак не подходит на роль убийцы. Прочь его фамилию из списка подозреваемых.

И, невзирая на это, он едет сейчас прямым путем к избе Тойвиайнена!

Так что же сказал тогда инспектор по криминальным делам Сусикоски, припомнил еще раз про себя Илола?

«Лицо, готовящее убийство, непременно возьмет буксировочный канат с собой, проберется незаметно в свой сарай и положит канат на чурбан. Парой ударов топора он отсечет буксировочные крюки с обоих концов каната».

Младший констебль Юрки Илола, затаив дыхание, стоял в сарае сапожника Тойвиайнена.

В сарай он попал без всяких затруднений.

Деревенские сараи в этих краях никогда не закрывают на замок. На дверях этого сарая был лишь засов. Илола оставил дверь сарая полуоткрытой. Из нее лился свет. Свет проникал и через редкие щели стенной обшивки.

К счастью, изба сапожника стояла в некотором отдалении от других жилых строений. Шоссе, правда, проходило совсем рядом. Но если бы кто-то из посторонних и обратил внимание на полуоткрытую дверь сарая, то предположил бы, что там возится сам сапожник.

Илола, прищурив глаза, огляделся вокруг. Сердце учащенно билось, а во рту пересохло.

Неужели он напал на верный след?

Неужели Тойвиайнен, находясь в состоянии опьянения, действительно выболтал правду?

Если так, то его многозначительную фразу можно было понять следующим образом. Отсеченные от каната крюки продолжали находиться у него. Они были его козырной картой. Правда, они могли изобличить его как преступника. Но одновременно они могли сослужить и другую службу. Они являлись гарантом того, что лицо, поручившее ему совершить преступление, его работодатель, должен был выполнить свою часть договора.

То есть выплатить деньги.

Кто был этим работодателем, не стоило труда угадать. Логика подсказывала, что им была Хелина Поррас. Только она одна извлекала пользу из смерти своих родственников. Однако подонок и пьяница сапожник и высокопоставленная, воспитанная на высоких моральных принципах владелица имения — в тесном преступном сотрудничестве?..

Никак не сочеталось.

Это еще предстояло решить.

В слабых сумерках сарая, источающего запах дерева и смолы, Илола еще раз вспомнил слова инспектора Сусикоски: «Опыт… говорит, что… преступник почти всегда… зарывает вещественные доказательства в землю».

Илола вздохнул.

Тойвиайнен мог забраться в какую-нибудь непролазную лесную чащобу, каких в северной Финляндии предостаточно, и затолкать крюки в какую-нибудь расщелину в скале.

И все же…

Илола почувствовал, как мурашки прошли по его телу. Он был во власти каких-то необычных ощущений. Словно в лихорадке. Что-то глубоко запрятанное в его душе подсказывало, что он приближается к решению этой загадки.

Но он не был провидцем.

И его собственного магнитного поля было явно недостаточно для обнаружения стальных буксировочных крюков.

Все это Илола прекрасно понимал. И все же его глаза остро всматривались в каждую вещь в сарае.

Козлы для распиловки дров. Колода для рубки дров. На стенах висели различные инструменты, в углу на полке — ящички с гвоздями. Пол был покрыт опилками, кусками древесной коры и щепы.

А где же сами дрова?

Сарай сравнительно просторный, и у левой стены его сложена поленница метровых дров разных пород. Направо лежала груда сосновых чурок. Они были сложены по всем правилам искусства: крест-накрест, друг на друга, так, чтобы могли сушиться.