Мика Валтари - Звезды расскажут, комиссар Палму!

— Не все же умеют играть в шахматы, — с приятной улыбкой сказал Палму.

— Это верно, женщины в шахматы играют неважно, — согласился врач. — Но майор Ваденблик совершенно неправильно обращался со своей женой. Психологически неверно: бил по лицу, насильно укладывал в постель, запирал шкафы, прятал бутылки. С алког… с дипсоманией таким способом бороться бесполезно. Это болезнь. И обычно наследственная. Горный советник Мелконен… — Он осекся на середине фразы и хлопнул себя по губам. — Н-да, это к нашему разговору не имеет прямого отношения, но господин Мелконен просил меня быть с вами предельно откровенным. Так вот: горный советник Мелконен временами тоже предавался этой слабости. Выпускал пар, как он выражался. Устраивал заранее все свои дела так, чтобы его на уик-энде никто не беспокоил. При этом никаких скандальных историй! Он просто снимал номер в первоклассном отеле, в шерстяных носках забирался на постель и выпивал зараз четыре бутылки коньяку. Потом, конечно, мучился тяжелым похмельем, но напряжение снимал. Все-таки на нем лежал непомерный груз — ответственности я имею в виду, а дети его, увы, мало радовали. Второй брак… впрочем, это уже определенно не имеет отношения к теме нашего разговора. Достаточно сказать, что его вторая жена, мать Анникки, была женщиной скверной и злобной. Полной противоположностью первой жены — матери Аарне и Майре. Та была чудесная.

— Значит, вы полагаете, что Анникка была недобрым человеком? — вмешался я. — То есть с точки зрения наследственности, по материнской линии?

Доктор покачал головой.

— Не стоит преувеличивать, — предостерег он. — Недоброта недоброте рознь, смотря с чем сравнивать. Да, по сравнению с Майре Анникка была недоброй, но зато рядом с майором это был мягкий воск. Вообще наследственную предрасположенность можно уподобить фундаменту, на котором человек сам возводит свое здание.

— Фундамент, — сказал Палму, медленно поднимаясь с застывшим взглядом, словно ему стало плохо. — Доктор, дайте мне сердечное, скорее!

— Это переутомление! — озабоченно сказал я. — Недосыпание, нерегулярное питание… Бич нашей полицейской жизни.

Но доктор уже держал наготове таблетку и наливал из графина воду, поглядывая на Палму профессиональным взглядом.

— Ничего серьезного, — заверил он, опытной рукой нащупав пульс. — Я сам принимаю эти таблетки. Я с удовольствием послушаю и осмотрю комиссара, если он пожелает. За счет компании, разумеется.

Но Палму не пожелал.

— Уже все прошло, — вдруг заявил он сердитым тоном и вырвал у врача руку. — Мы и так задержали вас слишком долго. Ваши пациенты уже выстроились в очередь в приемной.

Мы поблагодарили врача и ретировались…

О нашем расследовании мне осталось рассказать совсем немного. Прошла неделя, но все шаги, предпринятые в разных направлениях, не дали результатов. Плюс минус ноль. Если сначала нам сопутствовала удача, то конец ознаменовался решительным невезением. За что бы мы ни брались, всюду упирались в глухую стену.

Да, мы выяснили, что майор Ваденблик взял в долг деньги под будущий капитал. Много денег, на восстановление поместья. А девятого сентября взял в долг еще три с половиной миллиона, наличными. Впрочем, в этом ничего странного не было: он и раньше скупал земли вокруг своего имения, а деревенские жители, как известно, предпочитают иметь дело с живыми деньгами, а не с направлениями в кооперативную кассу. Или в местный сберегательный банк… Далее мы узнали, что в банках не имеют обыкновения записывать номера выдаваемых банкнотов, разве что в случае крайней необходимости. Просто не успевают. У кассиров других забот хватает… Вот такая ерунда!

Поэтому когда старик Нордберг в одночасье перевел на счет строительной фирмы два миллиона, а еще один миллион положил на книжку, объясняя все это выигрышем в денежной лотерее, в филиале банка и глазом не моргнули. Напротив, очень даже порадовались за такого приятного человека, всегда доброжелательного и обходительного. Тем более что господин Нордберг составил когда-то гороскоп и кассирше и предупредил ее о грозящей опасности: она успела дать знать в центральную контору о чеке на необычайно крупную сумму, выписанном в какой-то лесопильной компании. Человек, предъявивший чек, успел улизнуть, но факт подлога был установлен… Я рассказываю все это только для того, чтобы объяснить, почему кассирше не могло прийти в голову записать номера купюр.

Красноперого господина мы искали очень усердно и даже поместили объявление в газете с его описанием и просьбой откликнуться. Мы хотели выяснить, не заметил ли он чего-нибудь особенного, какой-нибудь мелочи, пока место происшествия было еще в полной сохранности и не вытоптано… Но господин не объявился.

— Вот она, жизнь! — философски замечал Палму. — Нет никого опаснее хладнокровного и наглого убийцы. И чем больше на его счету убийств, тем вернее он попадается. Практика это подтверждает. Ты об этом наверняка читал — в детективных романах, разумеется. А что мы знаем об Анникке? — продолжал он. — Недобрая нервнобольная особа. Может, она и есть убийца?.. Нордберг сначала добродушнейшим образом вымогает у майора три с половиной миллиона, а затем обращается к Анникке, когда видит, что из майора больше не выжмешь. Это при условии, что майор — очевидец, а убийство совершено Анниккой. Та сначала собралась заплатить, сняла деньги, но передумала. И убила старика. Ты заметил, какие у нее были огромные ноги? Чудовищного размера!

— Но ведь ясно как день, что майор… — начал я.

— Слишком ясно, — не дав мне договорить, буркнул Палму. — В том-то и загвоздка.

— Вот и разгадывай, это твоя прямая обязанность! — гневно возразил я. — А я не для этого тут сижу. Доставай доказательства откуда хочешь, хоть из-под земли, но имей в виду, что я уже намекнул на спевке хора, что нам готовы оплатить поездку в Копенгаген!

— И кто тебя за язык тянул! — с досадой проговорил Палму.

— Кто бы ни тянул, а обещание дано, — сказал я. — Можешь вообразить, что они со мной сделают, если все провалится. Суд Линча! Их, между прочим, сто человек!

Палму погрузился в размышления, вертя в руках трубку.

— Хоть из-под земли, так ты сказал? — переспросил он наконец. — Что ж, тебе и вправду придется отвечать. За это тоже.

— За что угодно! — заверил я. — За мной сто человек, целый хор. И начальник отдела. И директор-распорядитель Мелконен. Так что можно и ответить.

Больше Палму ничего говорить не стал. Продолжал свои безуспешные попытки пробить стену. То в одном, то в другом месте. Перебрал всех на Матросской улице в поисках хотя бы одного человека, выходившего из дома или проходившего мимо в ту ночь. Удалось установить единственное: жильцы дома были твердо уверены, что Нордберг вернулся домой примерно в четверть первого, ибо в его окнах горел яркий свет почти до часу ночи; однако определить сквозь занавески, кто находился в квартире, они не могли.