Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать

Пани Зофья Донэр проявляла добрую волю, это не вызывало у капитана Корды никакого сомнения. Она верила, что люди еще могут найти друг друга, объективно она была права, такое время от времени случалось, хоть и все реже.

Зофья Донэр говорила правду, и ровно столько, сколько знала. Было совершенно ясно, что о теперешнем местонахождении девочки она не имеет ни малейшего понятия. Дэмбовские оказались в своих реляциях достаточно сдержанными. Они сообщили только то, что должны были сообщить. Нельзя было скрыть факт ареста Кропивницкого, но можно было не писать, что он прятал ребенка, от которого сами Дэмбовские избавились где-то перед самым отъездом.

«Здесь наверняка есть денежная подоплека, — думал капитан Корда, откладывая бумаги. — Совершенно ясно, что Дэмбовский не хотел, чтобы пани Донэр пришла идея взять опеку над малюткой. У Дэмбовских у самих был сын. Наверно, они рассчитывали на щедрость своей бывшей благодетельницы. Ладно, это один из аспектов вопроса. Второй значительно важнее. Исчезновение Кропивницкого в конце войны было особенно на руку администратору. Он мог ограбить имение подчистую, а главное, вывезти, не опасаясь какой-либо проверки, то, что скопил. Администратор имеет прямое отношение к судьбе часовщика. Он должен был знать о его контактах с лесом. Небольшой доносик идеально решал такие вопросы. А что при этом погибло семнадцать… восемнадцать парней плюс два немца, вместе двадцать, так далеко воображение доносчика чаще всего не идет. Я, к сожалению, знаю это по опыту.

Учительница вспомнила, что администратор искал ребенка сразу же после сражения в имении. Заговорила совесть? Возможно. Никому не хочется брать грех на душу. Даже профессиональному убийце. Он сразу же нашел девочку в буфете. Конечно, знал ее привычки. Работал с Кропивницкий, видел ребенка ежедневно, с момента появления в усадьбе. Хорошо. С этим все ясно. Поехали дальше.

Знал Дэмбовский или не знал, что гестапо отпустило Кропивницкого? Возможен вариант — знал; мог бояться возвращения родственника пани Донэр. Тогда этот факт надо было от семьи в Вене скрыть, а ребенка с собой в Вену не брать, потому что названный дед мог приехать туда за ним.

Вариант — не знал — по-другому освещает фигуру Дэмбовского. Просто не стоило тащить ребенка с собой. Брать на себя лишнюю обузу. Тратить деньги на воспитание, кормить».

Кроме того, в своем ответе Зофья Донэр сообщила, что Дэмбовские в сорок седьмом году уехали в Южную Америку.

«Рассчитывал в Латинской Америке выбиться скорее, чем в разрушенной войной Европе, — продолжал рассуждать капитан. — Это понятно. У него было с чего начинать. Может быть, капитала, которым он располагал, в Европе было недостаточно, в Америке же он гарантировал неплохой старт. Гипотетически, на время Дэмбовского можно оставить. Но из всего этого следует, что ребенок воспитывался в Польше.

Где? Дэмбовский не отдал бы девочку своим родственникам, даже если бы они у него были. Он заметал за ней следы из личных соображений и, по всей вероятности, поместил ее в государственное или благотворительное учреждение. Трудно будет найти ее, если он сделал это анонимно. А в костельных обществах — если с условием сохранения тайны. Как узнать, что наговорил Дэмбовский о ребенке. А если он сообщил другие обстоятельства и место, где была найдена девочка? Под каким именем ее записал? Здесь смошенничать труднее, ей восьмой год. Она не позволила бы отнять у себя имя. Хотя кто знает? За эти два года очень часто переходила с рук на руки. Арест матери, тюрьма, эшелон, одиночество выброшенной из вагона ночью, в чужой местности, сражение в усадьбе. Буфет, в котором она спряталась, был весь изрешечен пулями. Что чувствовал семилетний ребенок в замкнутом пространстве, в грохоте бьющейся, осыпающей его осколками посуды, легко себе представить. Потом она болела. В итоге детский дом. Одиночество, анонимность. Исчезновение матери, исчезновение второго важного в ее биографии человека — названого деда, наконец уход Дэмбовского. Я бы не удивился, если бы она оказалась в какой-нибудь психиатрической больнице.

До сих пор трудно понять, как могли люди, нет, маленькие дети все это выдержать. Невозможно себе представить, что эти же самые дети десять лет спустя взялись за самый тяжелый труд в истории своей страны. Строить ее заново. Из ничего. Без состояний, золота, денег, поддержки богачей. Не имея ничего, кроме головы. Собственно, после всего того, что с ними произошло, их нервы, психика не должны были выдержать такого напряжения. Выдержать это и есть или было настоящее чудо».

В соседней комнате пронеслось торнадо. Так входил только Габлер, когда в его руках скапливалось что-то важное, когда он отыскивал какую-нибудь информацию, которая могла оказать решающее влияние на ход событий.

Капитан не ошибся, двери в его кабинет чуть было не соскочили с петель.

— Старик, слышишь, девчонка, кажется, у нас!

— Адрес? — спросил капитан равнодушно, в соответствии со своей системой воспитания. Он знал, что этим невероятно раздражает Габлера, но зато мгновенно и безошибочно гасил преждевременное ликование.

— Сразу адрес! — возмутился поручник.

— Ну так что?

— Не отдал он ее нам, понимаешь? Я так и думал. С самого начала. Тип, который смылся из страны в 45-м, не любил коммунистов. Зачем ему было дарить нам еще одну гражданку?

«Хм? Да, — подумал капитан. — Все верно. Нетрудно было догадаться, в каком духе будет воспитана девочка».

— Понимаешь, — горячился Габлер, — поэтому я и не пошел по пути детских домов.

— Я же тебе говорил… — не на шутку разозлился Корда.

— А я тебе принес! — отпарировал Габлер.

— Сначала покажи что, — взял себя в руки капитан.

— Он отдал ее в монастырь непоколянок. Смотри, — Габлер пододвинул капитану копию документа о принятии девочки по имени Йоля, фамилия неизвестна. Возраст приблизительно восемь лет. Место рождения и жительства не установлено. — Нигде не написано, что она сирота, — продолжал поручник. — Ясно, Дэмбовский не мог этого утверждать. Читай дальше. Девочка принята монастырем 15 октября 1945 года. Подпись! А? Кшиштов Дэмбовский.

Габлер упал в кресло.

— Действительно, это уже кое-что, — признался капитан.

— В пятидесятых годах монастырь был закрыт. Вот копия из архива епископской курии. Там сестры вели собственную документацию. Одна из монахинь, врач, по специальности фтизиатр, перешла к открытой практике. Работала в районной лаборатории рентгенологом. Сохранила за собой только право ношения монашеского платья. Она поместила девочку на станции в Люблине у своих родственников. Девочка жила там до получения аттестата зрелости. Она была исключительно способной, и поэтому монахиня не хотела потерять ее из виду. Эта монахиня помогала ей до окончания средней школы. А дальше Йоля помогла себе сама. Однажды, после выпускного вечера, она собрала свои манатки и покинула станцию. Не предупредив опекунов и не оставив никаких сведений о том, куда идет. Хорошо, да?