Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать

— Будьте добры, подождите. Сейчас я позову мужа, — любезно сказала женщина и исчезла в дверях, ведущих в соседнюю комнату.

— Черт побери! — выругался Генрик. — Почему всегда так получается, что любой болван с набитой мошной может добиться успеха у самой красивой женщины?

— А если он не только богатый, но и красивый? — спросила Розанна.

Он не был красив. В длинном коричневом халате, высокий, солидный, с землистым цветом лица, уже пожилой, он производил неприятное впечатление. Волосы были тщательно прилизаны и, наверное, подкрашены, потому что их чернота чересчур контрастировала со старческим лицом.

— Слушаю вас. В чем дело? — спросил он довольно грубо. Он не собирался вести долгих бесед. Генрик встал и коротко рассказал о своем деле. Во время объяснений Генрика Бутылло смотрел в окно через его голову.

— Сестра магистра Рикерта, — закончил свой рассказ Генрик, — нашла записную книжку своего брата. Из записей явствует, что Рикерт купил тросточку у вас. Поэтому я позволил себе вас побеспокоить.

Тот пожал плечами.

— Я смогу рассказать об истории трости лишь очень немногое. Приобрел я ее в сорок шестом году у одного спекулянта, который продавал в Лодзи различную рухлядь. Даже не знаю, как его зовут и где он живет. Это, наверное, немецкая тросточка, которую он стащил в каком-нибудь богатом имении.

Разговор можно было считать законченным. Войдя в комнату, Бутылло не подал руки, поэтому на прощание Генрик ограничился легким поклоном.

Молча шли они по шоссе к трамвайной остановке. Розанна, казалось, была огорчена неудачей. Но Генрик весело помахивал тросточкой. Вдруг он остановился.

— Черт подери! — воскликнул он. — Я оставил у них свой портсигар! — И побежал к дому Бутылло. Через пять минут он вернулся, и они продолжили свой путь.

Не успели они еще дойти до остановки, как мимо по шоссе, в сторону Лодзи промчался желтый «вартбург» За рулем сидел Бутылло.

— Как быстро он успел переодеться, — заметила Розанна.

— Подождите, пожалуйста, я еще раз сбегаю к Бутылло, — быстро проговорил Генрик.

— Снова? — удивилась девушка.

— Пани Бутылло осталась одна.

— Любовь с первого взгляда? — произнесла она насмешливо. — Муж уехал, а вы через окно и в спальню? Такой бедняк, как вы, ей ни к чему.

— Бутылло — это тот тип, который выдавал себя за Рикерта. Я узнал его по голосу, как только он произнес ту же фразу, что в квартире покойного: «Слушаю вас. В чем дело?»

Он оставил Розанну на шоссе и быстрыми шагами направился к вилле. В саду он встретил пани Бутылло. Она была уже в платье и несла домой сложенный шезлонг.

— Простите, — обратился к ней Генрик, — я вернулся, чтобы спросить вашего супруга об одной вещи.

— Муж только что уехал в Лодзь. Разве вы не видели его?

— Нет, не видел, — произнес Генрик, тщетно пытаясь изобразить на лице светскую улыбку. — Речь идет о сущем пустяке. Я расспрашивал вашего мужа об этой тросточке, — тут он ловко подбросил свою трость вверх, — но я забыл самое главное. У кого ваш муж купил ее?

Она посмотрела на него с веселым любопытством.

— Вот уж не думала, что вы приехали к нам ради нее… — А вы знаете, что там внутри? Штык. Показать?

— О нет, нет, — воскликнула она, смеясь.

— У этой трости интересная история, мне хочется узнать ее и описать в серии статей. Именно поэтому я и пришел к пану Бутылло.

— Ничем не могу вам помочь. Вам лучше еще раз встретиться с мужем. Его дела меня мало интересуют. Понятия не имею, у кого он мог ее купить. Помню только, что в нашем доме она появилась только в этом году и сразу же исчезла. Муж продал ее пану Рикерту. Я даже представления не имела, что там спрятан штык.

Он поцеловал ее холодную загорелую руку, пахнущую жасмином. Закрыв за собой калитку, он бросился бежать и успел еще догнать трамвай, идущий в сторону Лодзи.

— Это он, Бутылло, выдавал себя за Рикерта, — без конца повторял он Розанне во время обратной дороги. — Много бы я дал за то, чтобы узнать, зачем он так сделал и почему он уже дважды уклонился от ответа, когда я спрашивал о происхождении тросточки. — Первый раз сослался на болезнь, во второй — рассказал, что купил трость у спекулянта еще в сорок шестом году. А жена его говорит, что тросточка появилась в их доме только в этом году.

— Может быть, он держал ее в подвале или где-нибудь в чулане…

— Возможно, — неохотно согласился он. — Почему, однако, он не сказал мне прямо: «История тросточки мне неизвестна. Я случайно купил ее у спекулянта»? Объяснение может быть только одно: Бутылло невыгодно, чтобы я знал правду о происхождении трости. Если принять такую гипотезу, то становится понятен телефонный разговор с таинственным реквизитором. За обыкновенную трость мне предложили три тысячи злотых. Кому-то очень нужно, чтобы я не допытывался о ее родословной. Тем сильнее во мне желание узнать ее!

— Пока у вас одни подозрения. Но мне неясно, к чему Бутылло так тщательно скрывать историю приобретения трости? Не купил ли он ее у какого-нибудь вора?

— Или у убийцы, который боится разоблачения.

— Вы шутите!

— В тросточке штык. Ведь не для украшения же он!

— Это было полвека назад, первого ее хозяина давно нет на свете.

— Вы сказали: первого хозяина. А кто знает остальных хозяев? В чьих руках она была и кому служила? Вот что меня интересует.

В пять часов вечера они вернулись в Лодзь. Тут Генрик вспомнил, что сердится на Розанну. Он попрощался с ней очень холодно, не назначив новой встречи. Она, в свою очередь, равнодушно повернулась к нему спиной, вскочила в автобус и поехала по Петрковской улице.

29 мая, ночь

Его разбудил звонок. Зажег ночник, посмотрел на часы — без пяти одиннадцать. Подбежал к двери и широко распахнул ее. В холле горел свет. Он увидел Розанну.

— Едва успела, могли закрыть парадное, — сказала она, тяжело дыша.

Без всяких объяснений, не обращая внимания на то, что Генрик был в пижаме, она прошла прямо в комнату. Светлый плащ девушки был сильно запачкан. Розанна швырнула на кресло большую кожаную сумку. Потом накрыла сумку плащом. Сама села в другое кресло, потянулась, зевнула.

— Я буду у вас ночевать.

Генрика снова возмутило, что она так бесцеремонно распоряжается в его квартире. Он указал ей на стоящее в углу кресло-кровать.

— Хорошо, — кивнула она.

Пошла в ванную, вскоре он услышал шум колонки. Генрик разложил кресло, вытащил из тахты запасную подушку, чистые простыни и теплое одеяло. Приготовил постель, а так как купание затягивалось, он оставил маленький свет и лег на тахту. Она вошла в комнату в купальном халате.

— Я не могла идти к себе: Лолек с ребятами поджидали меня у моего дома.

Погасила лампу, скрипнули пружины кресла-кровати.