Эд Макбейн - Колыбельная

— Buenas noches [3], — сказал он, ухмыляясь, как один из мексиканских бандитов в «Сокровище Сьерра-Мадре». Клингу тут же захотелось пойти спрятать серебро. Тот, кто смотрел фильм, понял бы его желание.

— Ты меня ждешь? — спросил Клинг.

— Кого еще-то? — Геррера все еще ухмылялся. Клингу захотелось двинуть ему по зубам — и за ухмылку, и за все, что он вытерпел от этого пуэрториканца в госпитале. Закончить то, что начали те черные ребята. Он приблизился к барьеру, открыл дверцу и прошел в комнату детективов. Геррера последовал за ним.

Клинг подошел к своему столу и сел за него.

Геррера уселся напротив. Поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.

— Все еще болит голова, — пожаловался он.

— Это хорошо, — отозвался Клинг.

Геррера щелкнул языком.

— Меня выписали сегодня днем, — сказал он. — По-моему, слишком рано. Я могу подать на них в суд.

— Ну так подай!

— Я думаю, может и выгореть. Голова все еще болит.

Клинг начал изучать баллистическое заключение о перестрелке, происшедшей без четверти двенадцать на Рождество. Семейная ссора. Парень пристрелил в рождественскую ночь родного брата.

— Я решил помочь тебе, — объявил Геррера.

— Спасибо, мне твоя помощь не нужна, — довольно улыбнулся Клинг.

— Но ты же говорил мне в госпитале...

— То было тогда, а сейчас — это сейчас.

— Я могу обеспечить тебе громкое дело о наркотиках. — Геррера понизил голос до шепота, с подозрением взглянув на Эндрю Паркера, трепавшегося с кем-то по телефону у своего стола...

— Мне не нужно громкое дело о наркотиках, — отрезал Клинг.

— Эти парни, которые хотели меня грохнуть... Спорим, ты думаешь, что они обычные черномазые, да? Хрен тебе! Они с Ямайки.

— Ну и что?

— Ты знаешь, что такое ямайские поссы!

— Да, — сказал Клинг.

— Точно знаешь?

— Точно.

Банды ямайских гангстеров называли себя поссами. Бог знает почему. Так на Диком Западе называют группы людей, выбираемых местным шерифом для помощи в обеспечении общественного спокойствия. Клингу эта двусмысленность казалась похожей на порядки, описанные в сочинениях Оруэлла. На самом деле, если война — это мир, то почему бы плохим парням не быть хорошими парнями, а бандитам — поссами, а? Ребятишки не могут даже правильно выговорить это слово. Они произносят «пэсси» — видно, насмотревшись фильмов из сериала о шотландской овчарке. Но в любом случае, дружок, как только они тебя увидят, сразу пробьют твой череп. Доделают, так сказать, начатое.

— Мы говорим о поссе, который, может быть, номер первый в Штатах, — мямлил свое Геррера.

— Прямо у нас под носом, в нашем маленьком тихом уголке... — хмыкнул Клинг.

— Он еще круче, чем «Спенглер».

— Ну-ну.

— Круче, чем «Уотерхауз».

— Ну-ну.

— "Шовер" — ты знаешь про такой посс?

— Слыхал.

— Так вот этот... Он даже круче, чем «Шовер». Я имею в виду наркотики, торговлю живым товаром и незаконный ввоз оружия. Он этим всем заправляет. Крупная партия наркотиков... Скоро поступит. Предстоит большая сделка.

— Да ну! И где же?

— Да здесь же, на территории твоего участка!

— И как зовут этого крутого хозяина?

— Не все сразу, — ухмыльнулся Геррера.

— Если у тебя есть что мне сказать, говори. — Клингу все это начинало надоедать. — Ты пришел сюда сам. Я в твою дверь не звонил.

— Но ты же хотел узнать, почему...

— Это уже не имеет значения. Начальство считает, что я действовал, не нарушая правил...

— Все равно, не важно. Ты — мой должник.

Клинг, ошарашенный, уставился на него.

— Я — твой должник?

— Конечно!

— Это почему же?

— А потому, что ты спас мне жизнь!

— Я — твой должник, потому что спас тебе жизнь?!

— Вот именно!

— Мне кажется, Геррера, что эти бейсбольные биты выбили все мозги из твоей башки. Если, конечно, я правильно расслышал. — Ты все правильно расслышал. Ты — мой должник!

— Почему в тебе не пойти проветриться на свежем воздухе? — Клинг взял со стола заключение баллистической экспертизы.

— Я даже не стану упоминать о народах... — затянул свое Геррера.

— И это хорошо, потому что я не слушаю тебя.

— ...у которых тот, кто спас человеку жизнь, несет за него ответственность до самой смерти.

— О каких народах ты говоришь?

— Ну, в Азии есть такие.

— Ты уверен?

— А может, это североамериканские индейцы, точно не помню.

— Ну-ну, — хмыкнул Клинг, — слава Богу, у испанцев такого нет.

— У испанцев нет, это точно.

— Ты сам, что ли, вклинился в те народы? Прямо как твой хозяин с Ямайки вклинился в наркобизнес?..

— Я же тебе сказал, что об этих людях я говорить не буду.

— Тогда какого черта ты воду в ступе толчешь, Геррера? Я с тобой только зря время трачу!

— Я веду речь о человеческой порядочности и ответственности.

— О Господи, пощади меня! — воскликнул Клинг, воздев к небу очи.

— Потому что, если б ты не остановил этих жаков...

— Жаков?

— Ну этих, с Ямайки!

Клинг раньше никогда не слыхал такого выражения. Ему показалось, что Геррера только что его придумал. Так же, как раньше он придумал эту бредятину о народах, которые считают, что человек, спасший кого-то, несет за него ответственность.

— Если бы ты позволил этим жакам грохнуть меня тогда, то сейчас мне не надо было бы беспокоиться за свою жизнь.

— Тебе бы в конгресс баллотироваться, — съязвил Клинг.

— Конечно, я — умный! — согласился Геррера.

— Естественно.

— А теперь нервное расстройство могу заработать! Все время жду, когда меня будут убивать. Хочешь, чтобы я получил нервное расстройство? — Ты его уже получил, — сказал Клинг.

— Хочешь, чтобы эти жаки меня прикончили? — продолжал допрос Геррера.

— Нет! — ответил Клинг. Если бы он хотел этого, то проще всего было не мешать им сделать свое дело тогда, в новогоднюю ночь. Кстати, и зуб, который ему выбили, остался бы на месте. А ему даже некогда сходить на прием к дантисту!

— Ну, слава Богу! Я рад, что ты осознал наконец свой долг. — Казалось, что Геррера удовлетворен итогом беседы.

Клинг не был ни буддистским монахом, ни индусским брамином, ни индейским шаманом — он не считал, что хоть что-то должен Геррере. Но если крутые ямайские поссы действительно собираются провернуть крутое дело с наркотиками на территории Восемьдесят седьмого участка...

— Хорошо. Будем считать, что я предложил тебе свою защиту, — сказал он после недолгого раздумья.

Члены бандитских группировок этого города — выходцы в основном с Востока — с трудом выговаривали его полное имя. Льюис Рэндольф Гамильтон. Слишком длинно, знаете ли. Пуэрториканцы звали его Luis El Martillo, что переводится как «Луи Кувалда». Конечно, это не означало, что именно кувалда его рабочий «инструмент». У Гамильтона под мышкой висел «магнум-0,357», которым он пользовался направо и налево, без всякой дискриминации по расовому или половому признаку. В Штатах за ним персонально числилось двадцать три убийства. Итальянские мафиози называли его Il Camaleonte, поскольку мало кто знал, как хамелеон выглядит на самом деле.