Эд Макбейн - До самой смерти...

Мейер сразу же предъявил свой жетон. Бармен воззрился на него с полным равнодушием.

– Ну? – сказал он.

– Мы ищем парня по имени Марти Соколин. Знаешь такого?

– Ну?

– Да или нет?

– Да. Что дальше?

– Он сейчас здесь?

– Вы что, не, знаете, как он выглядит?

– Нет. Он здесь?

– Нет. Что он натворил?

– Ничего. Он сегодня придет?

– Кто его знает! Он заходит и уходит. Он всего-то здесь живет совсем ничего. А что он натворил?

– Я уже сказал: ничего.

– Он немножко того?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, сами понимаете. Того, – бармен покрутил пальцем у виска. – С приветом.

– Почему ты решил, что он с приветом?

– У него глаза блестят, как у психа. Особенно когда выпьет. Вообще он большая сволочь. Моя бы воля, я бы к нему на пушечный выстрел не подошел. Этот парень жует железнодорожные костыли и выплевывает обойные гвозди. – Бармен запнулся. – Простите за клише, – сказал он. Он произнес это как «клиш».

– Прощаю. Ты случайно не знаешь, где он может быть сейчас?

– Домой к нему заходили?

– Да.

– Ну и что, нет его?

– Нет.

– А что он натворил?

– Ничего. Так ты не мог бы намекнуть нам, где он сейчас может быть?

– Трудно сказать. К его девице не заходили?

– Нет. А кто она?

– Дамочка по имени Уна. Уна, как ее там, не знаю, чудное имечко, правда? Но ее надо видеть. Сногсшибательная бабенка. Под стать этому психу Соколину.

– Уна, говоришь? А фамилии ее ты, значит, не знаешь?

– Точно. Просто Уна. Но вы ее сразу узнаете, если увидите. Она блондинка, с грудями, как груши. – Он запнулся. – Простите... – сказал он.

– Прощаю. Имеешь представление, где она живет?

– Разумеется.

– Где?

– В пансионе на углу. Она тут тоже недавно. А знаю я, где она живет, потому, что она как-то обмолвилась, что у нее жилье с кормежкой. А кормежка тут только в угловом доме. Я имею в виду: из всех домов с меблированными комнатами.

– Понятно, – сказал Мейер. – Можешь описать ее более подробно?

– Ну, про грудь я вам уже сказал. Что еще? Рот, как капкан, глаза, как льдышки, голубые такие, довольно хорошенький носик и волосы цвета спелой пшеницы. – Он помолчал, мысленно проверяя цепь своих сравнений – не выскочил ли у него случайно еще какой-нибудь «клиш». Убедившись, по всей видимости, что он в этом отношении чист, бармен удовлетворенно кивнул головой и повторил: – Вы ее сразу узнаете.

– Ну что же, это обнадеживает, – сказал Мейер. – А она сегодня не заходила?

– Нет.

– Соколин никогда не играл здесь на рожке?

– На чем, на чем?

– На рожке.

– Так он еще и на рожке играет? Конца нет чудесам!

– А как называется этот пансион с кормежкой?

– "Зеленый угол". – Бармен пожал плечами. – Дом зеленый, и он находится на углу. И почему только люди дают домам такие названия?

– А это заведение тебе принадлежит? – спросил Мейер.

– Угу.

– А ты почему назвал его «Веселый дракон»?

– А-а, это по ошибке. Художник, которому я заказал вывеску, не расслышал меня по телефону. А когда работа была готова, я подумал-подумал и решил все оставить, как есть. Не один ли черт?

– А как ты хотел назвать его?

– "Веселый драгун". – Бармен снова пожал плечами. – Слушайте, люди все время ошибаются. Потому-то на каждый карандаш есть стирал... – он оборвал себя на полуслове, не договорив банальности.

– Ну ладно, пойдем, Боб, – сказал Мейер. – Большое спасибо, мистер, что уделили нам время.

– Не за что. Хотите попасть к ней?

– Единственное, что нам нужно, это чтобы он попал к нам, – ответил Мейер.

«Единственное, что мне нужно, – думал снайпер, – это попасть в него».

Как долго они там возятся! И на что им столько фотографий, в конце концов? Он посмотрел на часы. Они находились в фотоателье уже сорок минут.

Им что, не нужно домой? Ведь банкет вот-вот должен начаться. Господи, да что они там, совсем пропали, что ли? Дверь фотоателье открылась. Снайпер припал к окуляру и вновь совместил перекрестье прицела с серединой дверного проема. Он ждал. Один за другим свадебные гости высыпали на улицу. Где же, черт побери, Томми Джордано? Может?.. Нет, это не он. Ну вот показалась невеста... теперь...

В дверях появился Томми. Снайпер затаил дыхание. Раз, два... три! Он нажал на курок и тут же, передернув затвор, выстрелил еще раз. С улицы выстрелы прозвучали, как автомобильные выхлопы. Карелла, уже сидевший в машине, даже не услышал их. Обе пули расплющились о кирпичную стену значительно левей дверного косяка и, уже никому не страшные, отскочили рикошетом в сторону. Томми, так ничего и не подозревая, подбежал к первому лимузину и нырнул на сиденье рядом с невестой.

Машины тронулись с места. Снайпер выругался. Затем он уложил ружье в футляр.

В конце участка Тони Кареллы, почти на границе владений Кареллы и Бирнбаума, чуть левее платформы для фейерверка, рабочие из фирмы «Свадьбы и торжества» соорудили арку с помостом для оркестра. Украшенная белыми флажками и цветами, она являлась великолепной оправой для местного джаз-банда, нанятого Тони. Руководил им Сэл Мартино. Джаз-банд, или, как его предпочитал называть Сэл, «оркестр», состоял из: одного пианиста, одного ударника, четырех саксофонистов (двух теноров и двух альтов), двух трубачей (одного ведущего и одного второго трубача) и тромбониста.

Вообще-то без тромбониста оркестр спокойно бы обошелся. О да, разумеется, ритмическую группу можно было при желании дополнить контрабасистом, но к чему зарываться? Ансамблю, то есть оркестру, из восьми музыкантов двух труб было бы более чем достаточно: первая труба вела бы сквозную линию, а вторая исполняла бы эффектные соло и все визгливые и хриплые подголоски.

Поскольку джаз-банд, то есть оркестр, разумеется, имел к тому же полный набор саксофонистов, каждый из которых при необходимости мог бы играть еще и на кларнете, вводить в него еще один духовой инструмент не имело смысла.

Так что тромбон действительно был не нужен.

Но на тромбоне играл Сэл Мартино. Он играл еще и на валторне, но это уже для себя. Игру на валторне он ограничивал рамками своей спальни. Справедливости ради следует сказать, что он был неплохим валторнистом, так же как он не был и плохим тромбонистом. Просто ансамблю он был нужен не больше, чем может быть нужен любой диссонирующий интервал: какая-нибудь уменьшенная квинта или большая септима. Оркестр предпочитал ясные, мажорные аккорды. Альтерированный нонаккорд мог выбить их из седла на целую неделю.

Словом, девизом оркестра Сэла Мартино было «простота без излишеств», а это, конечно, не допускало тромбониста в группе духовых. Но и без дирижера обойтись было нельзя. Тем более что на сцене, дирижируя оркестром, Сэл Мартино выглядел, как настоящий профессионал. Ему еще не исполнилось тридцати. У него была пышная черная шевелюра, маленькие усики и голубые, очень выразительные глаза.