Джеймс Берк - Неоновый дождь

— Если меня и задело его утверждение, я должен был помнить, что он не по своей воле оказался в ссылке в этой стране и поплатился своими голосовыми связками и легкими.

— Я слышал, что его постоянная проститутка приготовила ему странное полоскание для горла.

— Что? — спросил Хайме.

— Он и еще несколько бравых ребят изнасиловали одну девушку, а потом казнили. Ее сестра подмешала соляной кислоты в питье для нашего друга.

— Это правда? — спросил Хайме.

Он был деликатный человек небольшого роста, с мягкими чертами лица. Всегда носил кепку бейсбольной команды «Нью-йоркские янки» и делал самокрутки с нелегальным кубинским табаком. Хайме повернул свое кукольное личико к никарагуанцу.

— Наш знакомый из Манагуа — большой болтун, Хайме.

Никарагуанец должен был меня понять.

История о казни и соляной кислоте была неправдой, сказал он, которую сочинили Филип Мерфи и maricon Старкуэзер. Им нравилось клепать на других, потому что они сами настоящими солдатами не были. Мерфи был наркоманом и только и знал что колоться. Он изображал браваду, но был нерешителен, как баба, и не переносил боли. Хочу ли я узнать, как же на самом деле он, Андрес, сжег себе горло и легкие, как этот ужасный запах поселился мертвой змеей в его груди?

— Я ослеп на один глаз, но продолжал воевать за свою страну, — перевел Хайме его слова. — Точно так же как они притворялись священниками и профсоюзными лидерами, я, выдавая себя за радикала, ненавидевшего семью Сомосы, проник к ним. Но одна ненормальная puta, бесплатная армейская сучка, предала меня, потому что ей показалось, что я чем-то ее заразил. Сандинисты, приставив пистолет к моей голове, заставили выпить керосин, а потом поднесли ко рту зажженные спички. Я бился у них в руках, страдая от невыносимой боли, но моя страна страдала больше.

— Где сейчас Филип Мерфи и израильтянин? — спросил я.

— Кто их знает? Мерфи живет по аэропортам и аптекам и находит людей, когда ему нужно. Евреи вращаются в собственном мирке. Может, Эрик сейчас подвизается у богатого жида, содержащего публичный дом. Они очень закрытые и подозрительные люди.

— Какой еще еврей? Какой публичный дом?

— Ну, тот самый, где есть склад оружия для освобождения Никарагуа. Но где он находится, не знаю, и этого еврея не знаю. Я всего лишь солдат.

Лицо его стало опустошенным. Мутные глаза тупо уставились на меня, как у тех, кто убежден, что, искренне изображая неведение, можно смягчить свой приговор.

— Тогда задам тебе вопрос полегче, — сказал я. — Что вы все сделали с Сэмом Фицпатриком, прежде чем он погиб?

Хайме перевел, и лицо у никарагуанца вытянулось, как пенал.

— Вы перетянули ему гениталии? — спросил я.

Он взглянул на озеро, губы у него были плотно сжаты. Дотронулся было до стакана с ромом, но тут же отдернул руку.

— Распоряжения отдавал Мерфи, но я подозреваю, что ты и Бобби Джо выполняли их чересчур энергично. Твой опыт очень тебе пригодился.

— По-моему, у него внутри очень много зла, — сказал Хайме. — Я думаю, тебе следует отдать его обратно в руки людей, которые его сюда привезли.

— Боюсь, они в нем не заинтересованы, Хайме. Человек, на которого они работают, просто хочет немножко сбить с него спесь.

На маленьком личике Хайме под козырьком бейсболки появилось недоумение.

— Мы используем их. Они используют нас. Все при деле, — сказал я.

— Если тебе больше ничего от меня не нужно, я пойду. Воскресенье не лучший день для общения с таким человеком. Мне знаком этот запах. Он исходит от большой жестокости.

— Спасибо за помощь. Увидимся на скачках.

— Отправляй его восвояси, Дейв. Даже полицейскому совсем не обязательно копаться в черной душе этого парня.

Я размышлял над словами Хайме и после того, как он ушел. Да, пришло время, чтобы приговор никарагуанцу вынес кто-то другой, подумал я.

Я пристегнул ему к одной руке наручники, вышел с ним к моей машине, взятой напрокат, и прицепил второе кольцо через застежку ремня безопасности к полу под задним сиденьем. Потом вернулся в дом, положил в карман кассету и посмотрел в телефонной книжке номер Нейта Бакстера из управления внутренних дел.

— Я поймал одного из парней, которые убили Фицпатрика, — сообщил я. — Хотел бы встретиться с тобой в офисе.

— Кого ты поймал?

— Одного никарагуанца. Он у меня сейчас в наручниках. Собираюсь привезти его к вам.

— Ты под подозрением, Робишо. Ты привезти никого не можешь.

— Я его не могу арестовать. Но могу подать против него иск.

— Перепил, что ли?

— Может, мне к тебе домой с ним явиться?

— Слушай, я могу контактировать лично с тобой на любом уровне, каком захочешь. Но лучше бы ты не втягивал свое дерьмо в мою жизнь. Если ты до сих пор этого не понял, скажу, что многие считают, что тебя следует упрятать в центр по детоксикации организма. Это я говорю о твоих друзьях. Остальные полагают, что ты первый кандидат на лоботомию.

— В последний раз, когда ты так говорил со мной, я валялся на больничной койке. Не обольщайся насчет той слабости, Бакстер.

— Хочешь, чтобы я понял, — постарайся объяснить.

Я посмотрел на солнце, разбивающееся на осколки на поверхности воды.

— Я поймал человека, который был соучастником убийства федерального агента, — сказал я. — Он может подтвердить мою невиновность, и я его привезу к вам. Если хочешь проигнорировать этот звонок, дело твое. Я сейчас позвоню капитану Гидри, а потом поеду в Первый округ. Ты, случайно, туда не собираешься? — Он молчал. — Бакстер?

— Ладно, — сказал он и повесил трубку.

После этого я позвонил капитану Гидри. Его мать сказала, что он ушел в парк на концерт какой-то группы. Я вылил остатки рома из стакана никарагуанца и взялся было мыть стакан в раковине, но потом бросил его так далеко в озеро, насколько хватило сил.

Я видел, что никарагуанец наблюдает за мной горящими глазами в зеркало заднего вида. Ему пришлось наклониться вперед, потому что его рука была пристегнута наручниками к полу, лицо пылало и покрылось каплями пота.

— Adonde vamos? [27] — спросил он.

Я не ответил.

— Adonde vamos?

Интересно, чего он боялся больше всего: людей Диди Джи, полиции города или департамента иммиграции. Но мне было плевать, я не собирался рассказывать ему о цели нашей поездки.

— Hijo de la puta! Concha de tu madre! [28] — выругался он.

— Куда бы мы ни поехали, вряд ли это будет Канзас, Тото, — сказал я.

Я остановился у входа в отделение Базенского штаба Первого округа, застегнул наручниками обе руки Андреса у него за спиной и новел его за локоть внутрь здания.

— Нейт Бакстер на месте? — спросил я у сержанта за столом справки.

— Да, он сидит в твоем кабинете. Что это ты делаешь, Дейв?