Фредерик Форсайт - Афганец

Но есть такие, которые перенимают все традиции и обычаи Запада, хотя и ненавидят их. Они кажутся совершенно безобидными, и на них не обращают внимания. Все девятнадцать террористов, участвовавших в операции 11 сентября, были из числа таких. Они ничем не отличались от обычных граждан. То же можно сказать и о лондонской четвёрке: внешне вполне нормальные молодые люди, посещающие спортзал, играющие в крикет, вежливые, доброжелательные, постоянно улыбающиеся, приветливые. И в то же время подготавливающие массовое убийство. Вот за кем нужно присматривать. Вот кого следует опасаться.

Многие из них получили образование, они стригутся и бреются, носят модные костюмы и даже имеют учёные степени. Эти — самые крайние. Они стали хамелеонами, преступили запреты своей веры, чтобы во имя этой же самой веры убивать людей. Слава богу, пришли. Бедные мои ноги так быстро сдают. Время полуденной молитвы. Сегодня вы, Майк, призовёте нас к ней, и вы будете её читать. Там, куда вы отправляетесь, вас могут попросить это сделать. Это большая честь.

Сразу после Нового года из офиса «Сибарт и Аберкромби» ушло в Джакарту электронное письмо. В нём сообщалось, что «Графиня Ричмондская» выйдет из Ливерпуля в Сингапур с грузом автомобилей «Ягуар» первого марта. После разгрузки судно проследует к Северному Борнео, чтобы принять на борт пиломатериалы, а затем завернёт на Сурабаю за шёлком.

Работы в заповеднике закончились к концу января, чему строители были несказанно рады. Чтобы уложиться в намеченный срок, трудиться пришлось сверхурочно, и до установки и подключения центрального отопления они немало страдали от холода. Однако обещанные премиальные перевешивали все временные неудобства.

На взгляд постороннего человека, дом почти не изменился, разве что стал несколько больше. На самом же деле он подвергся коренной реконструкции. Для размещения двух офицеров понадобились спальни; для восьми охранников, которым предстояло поддерживать круглосуточный режим наблюдения, соорудили пристройку со спальным помещением и столовой.

Просторная гостиная осталась нетронутой, но к ней добавили комнату отдыха с бильярдным столом, библиотекой, плазменным телевизором и коллекцией DVD-дисков.

Третью пристройку, как могло показаться снаружи, сложили из обычных, грубо обработанных брёвен, но её внутренние стены были из особо прочного, так называемого преднапряженного бетона. Предназначенное для заключённого крыло являло собой настоящую крепость, неприступную извне и исключающую возможность побега.

Попасть в камеру можно было только из караульного помещения через стальную дверь с глазком и заслонкой, предназначенной для передачи пищи. За дверью находилась довольно просторная комната со стальной, вмонтированной в бетонный пол кроватью. Сдвинуть её было невозможно, как и вделанные в бетон стенные полки.

На полу лежали ковры. Тепло поступало из-за расположенной на уровне плинтуса решётки. Вторая дверь находилась напротив первой, и её заключённый мог открывать и закрывать сам. Но вела она в небольшой прогулочный двор.

Двор был совершенно пустой, если не считать бетонной скамейки в самой его середине. Ровный, как бильярдный стол, пол и высокие, в десять футов, гладкие стены. Забраться на стену не смог бы и альпинист, а подставить было нечего.

Гигиенический узел представлял собой нишу в комнате с дырой в полу и душ без кранов и ручек — подача воды регулировалась снаружи.

Поскольку все материалы доставлялись на вертолёте, единственным видимым внешним добавлением была скрытая под снегом бетонная площадка. В прочих отношениях ничего вроде бы и не изменилось — Хижина по-прежнему стояла на своих пятистах акрах, окружённая со всех сторон соснами, лиственницами и елями, через которые во всех четырех направлениях были прорублены просеки длиной в сто ярдов.

Первыми десятью охранниками этой, вероятно, самой дорогой и эксклюзивной тюрьмы в США были два среднего ранга офицера ЦРУ из Лэнгли и восемь молодых агентов, прошедших все психологические и физические тесты в тренировочном центре Фирмы и рассчитывавших, очевидно, на то, что их первым заданием станет волнующее приключение в некоей экзотической стране. В качестве экзотики они получили бревенчатый дом в зимнем лесу. Тем не менее каждый горел желанием проявить себя.

Заседания военного трибунала на базе Гуантанамо начались в конце января и проводились в самых больших помещениях блока для допросов. Тот, кто рассчитывал увидеть полубезумного полковника Джессапа или персонажей из «Нескольких хороших парней», наверняка испытал бы глубокое разочарование. Всё шло чинно и пристойно, никто не повышал голоса, никто не устраивал живописных шоу.

В списке кандидатов на освобождение как «не представляющих дальнейшей угрозы» значились восемь фамилий, и семеро из претендентов бойко и энергично доказывали свою полную безобидность. Один хранил высокомерное молчание. Его дело слушалось последним.

— Заключённый Хан, у вас есть право выбрать язык, на который будет переводиться судебное разбирательство. Какой язык вы предпочитаете? — спросил председательствующий полковник, по обе стороны от которого сидели майор и женщина-капитан. Все трое представляли юридическую службу морской пехоты США.

Два морпеха-охранника помогли заключённому подняться. Он безучастно пожал плечами, на несколько секунд остановил взгляд на женщине-капитане, потом снова устремил его на стену позади судей. В комнате было ещё два поставленных один против другого стола — для обвинителя, военного прокурора, и защитника, гражданского адвоката.

— Суду известно, что заключённый понимает арабский, поэтому суд выбирает этот язык. Возражений нет?

Вопрос адресовался защитнику, который покачал головой. Принимая дело, он получил и кое-какую информацию о своём клиенте и понимал, что шансов на положительное решение немного. Точнее, их нет совсем. Кашу заварили активисты правозащитных организаций, и адвокат прекрасно знал, как относятся военные к рыцарям в сияющих доспехах из подобного рода движений. К тому же и сам клиент не демонстрировал готовности к сотрудничеству. И всё же, думал он, наблюдая за судьями, поведение афганца, похоже, не оставило их равнодушными.

Он покачал головой. Никаких возражений. Арабский так арабский.

По сигналу председателя переводчик подошёл ближе и встал рядом с морпехами. На базе только он один знал пушту. Работы было немного, на условия жаловаться не приходилось, но американцы были недовольны переводчиком — разговорить афганца ему так и не удалось.

В Гитмо с самого начала было только семь пуштунов, ошибочно попавших в число иностранцев, взятых в плен в Кундузе. Четверо уже вернулись домой; простые сельские парни, они с готовностью отреклись от мусульманского экстремизма. Двое перенесли настолько сильное нервное потрясение, что до сих пор находились на попечении психиатров. Остался один.