Леонид Млечин - Ночь в Дамаске

Алексей вышел утром проводить ее до такси. Он торопился на встречу с Олегом Виленовичем Червонцевым. А тот по дороге в резидентуру заехал к своему новому знакомому — подполковнику сирийской разведки Абд аль-Хакиму, с которым его свел профессор Усманов.

Лежа в постели, Олег Червонцев представлял себе ночь любви с женщиной, чье лицо он не мог увидеть. В квартире они одни. Окна закрыты и занавешены плотными шторами. Она — голая, на ней только черные кожаные сапоги выше колена и кожаный пояс. Длинные волосы распущены. В руках у нее кнут.

Он стоит на полу на коленях, на шее у него собачий ошейник. Она начинает бить его кнутом, он кричит. Она бросает кнут, опускается на пол рядом с ним, и они занимаются любовью. Потом она надевает ошейник на себя, и теперь уже он берет в руки кнут. Она кричит: «Остановись! Не надо! Не надо-о-о!»

Но на самом деле она хочет продолжения. И они опять занимаются любовью на ковре…

Олег Червонцев и не подозревал, что все его переживания, связанные с сексом, коренятся в детских эмоциях. За всем этим кроется страх опозориться и утратить контроль над женщиной, проявить свою слабость.

Вопрос: если мужчина все еще не может избавиться от детских страхов, находясь в постели с любовницей, то когда же для него начнется взрослая жизнь? Ответ: возможно, никогда.

Червонцев вообще никогда не видел своего отца живым — только на немногих оставшихся фотографиях. Его воспитала мать, на которую обрушились все беды мира. Маленький Олег об этом и не подозревал. У него была своя жизнь, и в ней мама была центром вселенной, неограниченным самодержцем.

— Не делай этого! — слышал ребенок материнский голос.

Ты должен поступать так, а не иначе. Встань, иди, ложись, ешь, пей — эти команды управляли его жизнью. Необходимость подчиняться матери подрывала его самоуважение. Наконец наступил момент, когда подраставший Олег в первый раз произнес робкое «нет». Это была попытка вернуть себе независимость, утвердить себя как личность.

Подростком Червонцев отвечал «нет» на все. Восстав против материнской власти, он утверждал свою независимость. И старался проводить побольше времени вне дома, на улице, в общении со сверстниками. Друзья и приятели ценили в нем совсем не то, что мама. Они хотели, чтобы он был самостоятельным, смелым и решительным. В какой-то момент он понял, что лучше быть хулиганом, чем маменькиным сынком.

Одновременно Олег попытался стать мужчиной в общении с девочками, но наткнулся на отказ и презрение. «Я разрешу тебе это, только если мы поженимся», — предупреждала его девушка, с которой он встречался. «Нет, только не сегодня, потому что ты очень грубо себя ведешь. К тому же ты выпил, а я неважно себя чувствую», — отказывала ему жена. «Отстань, меня это совершенно не интересует», — говорила ему женщина, которую он мечтал сделать своей любовницей.

Всякий раз это больно ранило Олега. Он воспринимал отказ как оскорбление, словно женщина выражала сомнение в чем-то самом для него главном — в его силе и мужестве. Отказ женщины лечь с ним в постель возвращал Олега к тем временам, когда всем в его жизни распоряжалась женщина — мать.

Некоторые мужчины с головой уходят в работу, другим — более счастливым — удается найти более покладистую женщину. Третьи начинают пить. Некоторые же мужчины просто не в состоянии справиться со своим гневом. Они погружаются в садомазохистские фантазии, которые придают им ощущение силы и власти.

Сладость полного господства над женщиной Олег Червонцев впервые испытал в сорок с лишним лет. К тому времени брак окончательно разрушился, и его надменная и чопорная жена уехала к родственникам. Она была младше его и выше на десять сантиметров. Начальник управления, увидев ее, философски заметил: «Тощие и высокие блондинки доводят мужчину до инфаркта быстрее выпивки и сигарет». Его личный помощник, худой как щепка, ухмыльнулся в знак полного согласия с шефом. Начальник управления ошибся. Инфаркты случаются не от блондинок.

Олег Червонцев несколько дней, сказавшись больным, беспробудно пил дома. А в ближайшее воскресенье Абд аль-Хаким на своей машине свозил его в дорогой публичный дом в Бейруте. Хорошо заплатил, и Олег получил то, о чем мечтал всю жизнь.

Проститутка пришла в короткой юбочке, кокетничала с ним и здорово раззадорила. Он выпил и попытался повалить ее на постель. Она не давалась, посмеиваясь, но убежать не пыталась. И тогда пьяный Червонцев набросился на нее, она покорилась его силе.

В хорошем заведении стараются угадать вкусы состоятельных клиентов. В следующий раз, когда они приехали с Абд аль-Хакимом, все было по-другому. Проститутка — высокая, с плотной фигурой и короткими волосами — оценивающе взглянула на Олега и вытащила из шкафа большой хлыст, сапоги, кожаные куртку и штаны.

— Переодевайся, — приказала она низким резким голосом.

Олег, неловко посмеиваясь, снял костюм, галстук и рубашку и натянул на себя все кожаное. Новенькая куртка поскрипывала у него на плечах. Он взял в руки хлыст и с интересом посмотрел на себя в зеркало.

Он увидел в зеркале молодого еще человека с надменным лицом и жестким взглядом. Повернулся к проститутке и нетерпеливо посмотрел на нее. В кожаной куртке, с хлыстом в руках и рядом с этой женщиной, готовой покориться, он почувствовал себя другим, настоящим человеком.

— Я — твоя раба, — прошептала проститутка. — Делай со мной все, что хочешь.

— Ты дрянь, — внятно и громко сказал Олег. — Ты жалкое ничтожество, недостойное целовать мне ноги.

— Прости меня, прости меня за все. Я одна во всем виновата. Ты щедрый и великодушный! Я заставила тебя страдать, но я молю о прощении.

Перед тем, как подняться с проституткой в ее комнату с большим зеркалом и двуспальной кроватью, Олег выпил внизу, у буфетной стойки две стопки коньяка. Сейчас жаркая волна ударила ему в голову. Эта дрянь бросила его! Жена издевалась над ним все годы, что они состояли в браке. Ей не нравились его манеры, его неумение вести себя в обществе. Она бросала на него испепеляющие взгляды, когда он осмеливался открыть рот. А что такого ужасного он говорил? У них в деревне все так говорили. Даже его высокое назначение ничего не изменило в их отношениях.

После каждого такого спора она неделю не пускала Олега в свою спальню. После ужина она уходила к себе и демонстративно запиралась на ключ. Поначалу Олег пытался убедить ее открыть дверь, жалко переговаривался с ней через замочную скважину, умолял впустить. Она никогда не меняла гнев на милость. После этого он назло ей напивался в гостиной. Несколько раз утром она заставала его спящим прямо в кресле. Он просыпался от ее презрительного взгляда.