Йоханнес Зиммель - Тайный заговор Каина

Я поставил чашку на стол. Мои руки дрожали.

Он не обернулся.

— Я расскажу вам. Сначала о том, как я был освобожден… — Он вкратце сообщил мне об освобождении из тюрьмы. — Я не выдам секрета, если скажу, что Лилиан, ваш брат, Гейер, Ольсен и я прибыли вместе из Бремена в Каир.

— Я уже знаю это.

— Во время полета я имел достаточно времени, чтобы поговорить с Лилиан и вашим братом. Все очень просто. Лилиан всегда любила вашего брата. Она обманывала меня с самого начала. Я подозревал многих мужчин, потому что она была такой искусной интриганкой. По отношению к вам она меня даже не обманывала.

— Я не понимаю.

— Я просил вас присмотреть за ней в отеле перед моим арестом. Я был убежден, что вы любите Лилиан, как и убежден в том, что она не любит вас. Я уверен, что вы что-то значите для нее, но не мог понять, насколько это серьезно. В любом случае я не ревновал к вам. Лилиан часто говорила о вас, как говорят о хорошем старом друге, преданном маленьком мальчике или верной маленькой собачке. Пожалуйста, сидите! Я не хочу обидеть вас. Мы оба были обмануты, если хотите знать, Лилиан никогда не была способна бросить Вернера. Да и Вернер не оставил бы ее.

— Они вам так сказали?

— Да, в самолете. — Лицо Делакорте было бледным, он явно страдал. — Лилиан сказала, что презирает меня с того момента, когда узнала, кем я был. Я внушаю ей отвращение. Она приходит в ужас при мысли, что я ее когда-то любил. — Его рука прошлась по воздуху так, как если бы он хотел стереть эти мысли. — Конечно, это бесполезный разговор. Вы ее знаете. Я знаю, вы ее любите, несмотря ни на что. — Он закончил и повернулся ко мне спиной. — Да, я знаю, чувства ваши не изменились. Даже после того, что она вам сделала. Женщину не перестают любить из-за того, что она шлюха.

Я чувствовал себя больным и крепко сжимал голову обеими руками.

Два дня назад она была в моей постели, нагая, задыхающаяся от похоти. В Трювеле она умоляла меня держать Вернера подальше от нее. Искусная актриса, если только Делакорте сказал правду.

Но было ли это правдой?

— Мы должны быть вместе. Навсегда. Я люблю тебя, Ричи. Ты знаешь, что я всегда любила только тебя одного, — говорила Лилиан.

Никто не заставлял ее говорить это. Но, может быть, сейчас ее просто вынудили многое сделать и сказать? Не было необходимости лгать и предавать меня! Лилиан не могла быть опытной лгуньей, такой превосходной актрисой, такой умелой проституткой. Я отказывался верить, что она способна на такое дело. И опять не давала мне покоя, неотступно сверлила мой мозг мысль, что Лилиан, будучи на пороге смерти, позвонила мне, не Вернеру, который находился ближе, а именно мне. Ведь тогда она не могла притворяться, и никто не мог ее шантажировать в тот момент.

Делакорте подлил мне чая.

— Я узнал правду во время полета. И был поставлен перед выбором.

— Выбором? — Я снова почувствовал слабое головокружение. Слишком многое испытал, физически и морально.

Делакорте пожал плечами.

— Видите ли, мой друг, мне предложили возглавить неврологическую клинику — не имеет значения где. У меня будут огромные возможности, почти безграничные фонды, все необходимое для исследований. Здесь требуются квалифицированные люди. Я получу это место при условии, что откажусь от Лилиан. Совершенно. Никогда не увижу ее снова. Таковым было условие. Если же я не соглашусь с этим… — Он приостановился.

— Да, что тогда?

Он медленно продолжал:

— В самолете мне сказали, в случае, если я не соглашусь — и в этом не было сомнений, — меня силой доставят из Египта обратно в Германию.

— Мой брат сказал вам это?

— Да. Он, должно быть, очень влиятельный человек.

«Он также великий игрок в покер, но ты не знаешь этого, ты, бедный идиот. Бедный идиот? Но я также не мог справиться с Вернером», — подумал я.

— У меня была возможность испытать решительность вашего брата и его друзей. После всего я опять свободный человек, человек с перспективой новой карьеры.

Моя голова раскалывалась. Головокружение усилилось.

— О’кей, — сказал я. — Итак, вы бросите Лилиан именно по этой причине.

— Да, — сказал он.

Делакорте, несомненно, становился выше, а комната уменьшалась. Могла ли кружиться люстра?

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Не очень.

— Это жара. Выпейте еще чая. — Он протянул мне чашку. Я покорно выпил. Мои члены отяжелели. Я пытался подняться, но не смог.

— Вы почувствуете себя лучше, если будете сидеть, — сказал Делакорте. — Да, я бросил Лилиан. У меня же не было выбора.

— Я не верю вам, — пробормотал я, с большим трудом произнося слова.

— Это — несчастье, — сказал он. — Но я говорю правду. А вы еще поверите мне, о, да, еще поверите.

Я снова опустился на стул. Внезапно я увидел лицо Делакорте, которое приблизилось ко мне. Все вокруг расплывалось и мелькало перед глазами. Устрашающе огромный рот Делакорте вырисовывался прямо передо мной.

— Сейчас я попрощаюсь с вами. Я не думаю, что мы когда-нибудь встретимся. По крайней мере надеюсь, что нет.

— Попрощаемся?

— Вы невнимательны и непонятливы. Слишком нервны. Я бросил крошечную, сильнодействующую пилюлю в ваш чай. Сейчас вы уснете…

— Я…

— Не беспокойтесь. Я сказал, вы уснете. Не умрете. Более того, два великолепных доктора позаботятся о вашем здоровье. Вы должны благодарить за это Лилиан.

— Лилиан…

— Она настаивала на этом. У вашего брата и его друзей были другие планы насчет вас. Но она считала, чтобы избежать осложнений, вы должны на некоторое время исчезнуть из виду. Вы понимаете, она спасла вам жизнь. Необыкновенная женщина. Она ведет себя, как сумасшедшая. Можно было подумать, что вы были ее любовником… — Его лицо было похоже на горы, рот — на ущелье, а зубы — на каменные валуны. — Это лечение полезно, особенно для людей с потрепанными нервами. Еще раз говорю, ничего плохого с вами не произойдет… Все будет зависеть от вас. Вы будете…

Второй раз за последние двадцать четыре часа я потерял сознание. В моей памяти почти стерлись события последних дней.

Я помню, что всякий раз, когда я просыпался, передо мной была одна и та же мебель, стоявшая с противоположной стороны в пустой комнате. Человек в белом халате неизменно сидел возле кровати. Серый свет освещал комнату через зарешеченное окно. На двери не было ручки. Няня, иногда симпатичная, иногда непривлекательная, приносила поднос с едой и кувшином апельсинового сока. Я был очень слаб. Только с ее помощью я мог приподняться, сесть и хоть немного поесть. После еды мне давали три пилюли. Через десять минут я погружался в новый глубокий сон без сновидений.

— Какой сегодня день? — спросил я однажды у доктора. Весь персонал говорил по-немецки.

— А какое это имеет значение? — ответил он.