Джек Хиггинс - Ярость льва (сборник)

— Ты хорошо все понял, Джоу?

— Да… да… — распухшие губы с трудом выплюнули обещание вместе с зубами.

— Вот и молодец. А я прослежу. Где ключ?

Огден с трудом потянулся к левому карману. Бомбардир вырвал ключ у него из рук, приподнял профсоюзного деятеля за плечи, изо всей силы стукнул его о тротуар и пошел прочь.

Чуть позже, придя в себя, Огден попытался подняться на колени. Острая боль прошила его насквозь, он глухо всхлипнул и привалился к стене. Он был один и был жив. Впервые за последние двадцать лет у него сдавило горло, и он расплакался. Мешая слезы с каплями дождя, он похромал, цепляясь за ограду.

У незапертых дверей, втянув голову в плечи, как совсем недавно Бомбардир, терпеливо караулил Любовник Дождя. Он был бы не прочь знать, ушел тот мужчина или еще вернется.

Второй раз за последние четверть часа дверь распахнулась, и в квадрате света появилась девушка. Она была так близко, что он бы мог достать ее в три прыжка. Он осторожно выпрямился и глубоко вздохнул. Сквозь барабанный стук дождя донесся скрежет замка. Мгновением позже рядом с Дженни появился мужчина. Он протянул ей ключ.

— Твой?

Она мельком глянула на трофей.

— Что случилось?

— Считай, что стороны пришли к согласию. Он решил больше сюда не приходить. Просил, чтоб ты взамен за это в понедельник утренней почтой отправила ему документы и недельное жалованье.

— Надо же, ты еще и дипломат, — улыбнулась девушка. — Пойдем лучше домой…

Она шагнула на ступеньки, Бомбардир следом за ней. Когда за ними захлопнулась дверь, двор снова залила непроглядная тьма. Что-то зашевелилось в углу, тихо-тихо, так тихо, словно шелест отяжелевших от дождя кленовых листьев, падающих на землю. Скрипнули кованые петли створок, замок еле слышно щелкнул один раз, потом второй. Улица, захлебывающаяся дождем, уводила вдаль черную беззвучную тень мужчины.

Дойл залпом выпил рюмку виски, даже крякнув от удовольствия.

— А где бабулька? — добродушно спросил он.

— Уже поздно. Я отправила ее спать.

Он посмотрел на настенные часы.

— Да… Пора смываться.

— Не торопись, чем позже, тем лучше для тебя.

— Вообще-то верно…

Усталость навалилась на него неожиданно. Виски разливалось по телу приятным теплом. Его охватило блаженное чувство покоя, он давно забыл, как это бывает. Так славно было сидеть у камина в окружении старой массивной мебели под вышитым абажуром с кистями и слушать веселое потрескивание углей. Дженни с улыбкой подала ему сигарету и пылающую трубочку скрученной бумаги.

Бомбардир откинулся в мягком кресле, а она села на ковер, по-турецки скрестив ноги. Мужчина не спеша затягивался дымом, словно хотел, чтобы все это длилось как можно дольше. Прищурясь, он смотрел на девушку у своих ног. Как странно, ни к одной женщине он не чувствовал ничего подобного. Судьба одарила ее всем, за что стоило благодарить: упругим телом, красивым лицом, силой, характером… Всем, о чем мечтает каждый мужчина.

«Надо взять себя в руки, — решил он. — Я схожу с ума как молокосос. — Это все оттого, что давно под ним не поскрипывал матрац с женским телом вместо простыни. — Сейчас, — сказал он сам себе, — и пятидесятилетняя портовая шлюха показалась бы королевой красоты».

Дженни подняла глаза и спросила:

— Что за пакостные мысли бродят в твоей голове?

— Только что подумал, что ты самая красивая барышня изо всех, каких я видел в последнее время.

— Хорошенький комплимент, если учесть, где ты находился пару лет, — отшутилась она.

— Читаешь мои мысли, да?

Она пожала плечами и поспешила заговорить о другом.

— Недавно передавали последние известия. Ты не одинок в своей популярности. Сегодня вечером убита женщина напротив парка Джубили.

— Снова Любовник Дождя?

— Кто же еще? — Она вздрогнула от какой-то страшной мысли и медленно добавила:

— Потом, когда я ждала тебя в кухне, подумала, что, может, тот, во дворе…

— Это убийца? — подхватил Дойл. — Исключено, — твердо заявил он. — Уже того, что он сегодня отправил на тот свет одну шлюшку, вполне достаточно. Эти маньяки всегда действуют по одной схеме, по одному и тому же шаблону. Один и тот же почерк. Дебил, который напал на тебя, скорее всего просто хотел позабавиться.

Дженни поморщилась.

— Не знаю… Может, стоит сообщить в полицию? — Хотя сама сомневалась, стоит ли.

Начиная когда-то с наследства в сто фунтов, Хенри Краудер оставил матери и дочери контору, которая сейчас, включая недвижимость, стоила пятнадцать тысяч. Дженни была сделана из того же теста. Она воспитывалась в сознании, что нужно непоколебимо соблюдать законы и правила, принятые в их среде. Общение с полицией при любых обстоятельствах считалось по меньшей мере предосудительным.

— И что ты им скажешь? — поинтересовался Дойл. — Что благородный рыцарь сэр Шон Дойл, за которым по пятам несется свора легавых, прервал свой путь, дабы спасти тебя от участи горшей, чем смерть? И что за это ты обогрела и накормила его, одела и проводила снова в путь, потому что сочла себя чем-то обязанной ему? — Он хрипло рассмеялся. — Девочка, прежде чем ты закончишь свою исповедь, уже очутишься в женской тюрьме «Холлоуэй», и там у тебя будет довольно времени закончить ее.

— Пожалуй, так, — вздохнула она.

— Наверняка.

Видя, как погрустнело ее лицо от недавнего воспоминания, он поспешил сменить тему.

— Показывали меня по телевизору, да?

— Ой-ой, чуть ли не двухсерийный фильм о Великом Бомбардире Дойле.

— Нормальный человек всегда охотно пользуется бесплатной рекламой. Смею надеяться, они упомянули, что я был лучшим боксером Северной Англии?

— Кроме того, диктор подчеркнул, что ты был самым перспективным профессионалом в среднем весе после второй мировой войны, пока тебя не испортили женщины, алкоголь и скоростные автомобили. Еще он сказал, что у тебя был лучший удар со времен Джека Джонсона…

— Ого! Это уже комплимент, если хочешь знать.

— Как поглядеть. Комментатор добавил, что Джонсон скатился на дно и умер без гроша за душой. Кажется, это было что-то вроде сравнения… Намек, что ли…

Насмешливая тень ехидства была в ее голосе. Дойл ощутил, что слова ее справедливы, но с горячностью вступился за свое прошлое.

— Из экономии времени они кое-что пропустили. Между прочим, случалось, что судьи останавливали бой, который я выигрывал, обеспокоенные реками крови, заливающими мою физиономию. В последний раз, с Терри Джоунсом, мне так досталось, что пришлось две недели проваляться в больнице. Пришлось даже делать пластическую операцию. Ну, и не разрешили мне больше драться. — Помолчав немного, он тихо спросил: — Представляешь, каково мне было тогда?

— Может, и жестоко. В жизни часто такое бывает. Но все это не дает права тебе красть.