Альманах «Подвиг» - Подвиг, 1981 № 04 [альманах]

— Ему надо успеть пропустить несколько бутылок, пока пивные не закрылись, — объяснил он хозяйке.

Кимати, пожелав парочке спокойной ночи, отправился подыскивать и себе ночлег. К дяде идти уже поздно — старик наверняка давно спит...

Утром Кимати первым делом покатил на Гроген-роуд. Лавка дяди Едока только открывалась, когда он подъехал.

Дядюшка, единственный из оставшихся в живых родственников Кимати, недаром получил такое прозвище — он был безумный обжора. Несмотря на прожорливость, старик был худ, белоснежная шапка волос резко контрастировала с черной кожей. Ходил он не спеша, неторопливой походкой, но голова у него работала не хуже, чем у молодого.

— В город прикатил с утра пораньше? — сказал он, завидев племянника. — Неужто тебя наконец прогнали со службы?

— Не надейся, — ответил Кимати, энергично пожимая руку старика. — Я здесь по делам. Ну а как твое пищеварение?

— Лучше не бывает! — воскликнул дядя. — Хочешь позавтракать? У меня там все готово, — он указал на дверь в подсобное помещение.

— Если только чашечку чая. — Кимати перепрыгнул через прилавок и вошел в дверь, ведущую в крохотный темный закуток без окон. Мощная лампа дневного света горела тут весь день. Пол давно не метен, стены шершавые, и запах какой-то старческий: несло сигаретным дымом и несвежим дыханием.

Наружная дверь, ведущая на задний дворик, была заперта. Закуток служил одновременно кухней, гостиной и кабинетом; за засаленной тряпицей стоял топчан, на котором дядя спал.

На газовой плитке подле холодильника шипела на сковороде яичница с ветчиной. Грязная тарелка на столе означала, что дядюшка Едок уже один раз позавтракал. Второй раз, вспомнил Кимати, он это делает в десять часов.

— Ты прекрасно выглядишь, мой мальчик, — сказал старик, когда Кимати вернулся в торговое помещение с дымящейся чашкой чая в руке.

— И ты как огурчик, — отозвался Кимати, водя глазами по полупустым полкам.

Чем только дядя Едок не торговал! Свежими и консервированными продуктами, хлебом, молоком, пластмассовой посудой, дешевыми игрушками гонконгского производства. Были тут и неказистые платья для девочек, купленные на распродаже у прогоревшей уличной портнихи. Никто их у дядюшки не брал. Словом, в лавке царила полная неразбериха — никакого сравнения с «универмагом Фаруды»в провинциальной дыре Маньяни.

— Видать, торговля у тебя не слишком, бойкая. — Кимати ткнул пальцем в сторону пустот на полках.

Старик кротко улыбнулся:

— Аренду плачу, с голоду не умираю. Много ли мне надо?

— В самом деле, — Кимати нравилось подтрунивать над стариком, — чего еще желать!

Кимати вырос и всему в жизни научился подле дяди в лавчонках, таких крошечных и бедных, что нынешняя по сравнению с ними казалась дворцом. Было это в африканских пригородах Бахати и Иерусалим. И тогда хватало денег только на арендную плату и чтобы с голоду не умереть. Лавка на Гроген-роуд была намного просторнее своих предшественниц, зато и пыли в ней было не в пример больше.

— Я получил твое письмо, — сказал Кимати.

Старик, делавший вид, что протирает прилавок, улыбнулся.

— Дошло, значит?

— Дошло, — подтвердил Кимати. — Здорово ты все расписал, очень убедительно. Послушай, когда тут у тебя начинается наплыв покупателей?

— Бывают приливы и отливы, — ответил дядюшка, — в семь утра они приходят за хлебом, яйцами и молоком к завтраку; около одиннадцати — за продуктами к обеду. А к вечеру сюда забредают только в поисках джоги [9] Самогон. .

По тротуару шли прохожие; механик в замасленном комбинезоне из соседнего гаража заскочил купить одну сигарету. Поглядывая на пустые полки, Кимати думал о неиспользуемых возможностях.

— Тебе все еще нужен помощник? — спросил он.

Старик швырнул тряпку в угол.

— Все остается в силе. Платить я не смогу, но зато буду кормить.

— А компаньона тебе не требуется? — спросил Кимати,

— Что с тобой стряслось, мальчик? — насторожился дядя. — Взялся наконец за ум?

— Да, решил остепениться, — ответил Кимати. — Жениться надумал.

Лицо старика расплылось в белозубой улыбке.

— Знаешь, — сказал он с чувством, — лучшей новости ты не приносил с тех самых пор, как получил аттестат. Я никогда не сомневался, что ты далеко пойдешь. Кто она?

— Дочь преуспевающего торговца, — ответил Кимати.

— Бог свидетель, она была бы здесь как нельзя кстати. А собою хороша?

— Еще бы!

— Так привози ее поскорей, — поторопил племянника старик.

— Ишь какой быстрый! — остудил его пыл Кимати. — Сначала надо ее отца спросить.

— Когда же вас ждать?

— Приблизительно через месяц, — сказал Кимати и добавил: — Если ничего не случится.

— Отлично! — обрадовался дядя. — Только предупреди меня за день, чтобы я успел здесь малость прибраться. Кроме того, придется отказать квартиранту наверху.

— Квартирант? — Кимати решил, что ослышался.

— Я забыл про это написать в письме, — объяснил старик. — Недавно я купил весь дом. Вот почему на полках пусто — убухал все сбережения.

— Деньги я раздобуду. — Узнав о доме, Кимати повеселел.

— А я вам приготовлю уютное гнездышко, — посулил дядя. — Говоришь, у ее отца магазин? Стало быть, она не новичок за прилавком?

— Только этим и занималась всю жизнь, — сказал Кимати.

— Отлично! — воскликнул дядя, потирая руки. — Мы тут теперь наведем порядок, будем как сыр в масле кататься.

— Вот только с этим хламом придется расстаться, — Кимати ткнул пальцем в пластмассовые игрушки.

— Это, по-твоему, хлам? — возмутился старик. — Да знаешь ли ты, что под рождество я продаю до тридцати таких автобусов и грузовиков, а кукол и того больше. И под Новый год, и на пасху. Я закупаю все это по дешевке в июне и придерживаю до праздников. Разве это плохой бизнес?

Кимати только покачал головой...

Через два часа он уже был на правительственном складе с заявками, подписанными старшим егерем. Затем встретился с Фрэнком и его знакомой, оказалось, ее зовут Мира, и вместе пообедали в ресторане «Терновник».

На следующее утро чуть свет они покинули Найроби. «Лендровер» был набит до отказа новенькими палатками, одеялами, запасными частями, патронами.

Неделю спустя во время очередного дежурства Кимати объявил своему соратнику, что намеревается уйти с работы.

— Не верю, — Фрэнк Бэркелл замотал головой.

Кимати пожал плечами. Он сидел за рулем; Фрэнк задумчиво смотрел вдаль. Он снял перевязь, чтобы поупражнять заживающую руку. Его лицо, обычно спокойное, теперь омрачили невеселые думы.

— Мог бы заранее предупредить, — наконец произнес он.

— Я сам не был уверен, — объяснил Кимати. — Хотел сначала с ее отцом переговорить.