Фредерик Форсайт - Император

– Здорово, правда? – воскликнул в восторге Хиггинс. Мергатройд кивнул и улыбнулся. Будет о чем рассказать, когда он вернётся в Пондерс Энд. У штурвала старик Пасьен выбрал новый курс к глубокой синей воде, показавшейся в нескольких милях от них.

Он проследил, чтобы внук вытащил крючок из пасти бонито, и пробурчал мальчику какой-то приказ. Тот отцепил тросик и наживку и убрал их в короб со снастями. Удилище он вставил обратно в гнездо; на конце лески болтался пустой стальной поводок. Затем он прошел вперед и взял штурвал. Его дед сказал что-то и указал рукой прямо по курсу. Мальчик кивнул.

– Эту удочку больше не используем? – спросил Хиггинс.

– У месье Пасьена есть идея получше, – ответил Килиан. – Положитесь на него. Он знает, что делает.

Старик легко взбежал по наклонной палубе к тому месту, где они стояли. Не говоря ни слова, он уселся у шпигата, скрестил ноги, взял того бонито, что поменьше, и стал готовить из него наживку. Мёртвая маленькая рыбина затвердела, как доска, концы её хвоста были полумесяцем загнуты вверх и вниз, пасть полуоткрыта, маленькие чёрные глазки смотрели в пустоту.

Из короба со снастями месье Пасьен извлёк здоровенный крюк с одним жалом, привязанный к стальному тросу в двадцать дюймов длиной, и двенадцатидюймовую острую стальную иглу, наподобие вязальной спицы. Он вставил спицу в анальное отверстие рыбины и проткнул её насквозь, так что окровавленный конец вышел из пасти. К другому концу спицы он прицепил тросик крюка и плоскогубцами протянул спицу дальше, так что тросик прошёл насквозь и свисал теперь из пасти бонито. Ножку крюка старик затолкал глубоко в брюхо рыбины, так что наружу торчала только острая изогнутая часть с зазубриной. Наконечник выступал чуть вниз и в сторону от хвоста; остриё было направлено вперёд, к голове. Затем он вытащил тросик до упора, так что тот натянулся.

Тут он достал иглу поменьше, вроде тех, которыми хозяйки штопают носки, и с ярд двойной хлопковой нити. Спинной и оба брюшных плавника бонито были сложены; старик продел нить через переднюю кость спинного плавника и затем пропустил её через спинную мышцу. Когда он натянул нить, плавник, при движении стабилизирующий рыбу в вертикальной плоскости, раскрылся, шипы его встали вертикально и перепонки расправились. То же самое он проделал с обоими брюшными плавниками и, наконец, мелкими аккуратными стежками зашил пасть.

Когда работа была закончена, бонито выглядел почти как живой. Три плавника выдавались в стороны – такое их положение не позволит рыбе вращаться и опрокидываться. Хвост послужит рулем при движении; зашитая пасть не возмутит воду и не наделает пузырьков. Лишь стальной тросик между сомкнутых губ да предательское остриё у хвоста выдавали, что это наживка. С помощью специальной муфты старый рыбак прикрепил тросик к стальному поводку на конце лески и забросил эту новую наживку в океан. Раза два бонито подпрыгнул на волнах, и свинцовая сигара утащила его вниз, в последний путь по океанским глубинам. Старик вытравил леску на целых двести футов, оставив бонито далеко позади других приманок, а затем застопорил катушку и вернулся в капитанское кресло. Между тем вода вокруг них сменила цвет с серо-голубого на яркий сине-зелёный.

Десять минут спустя у Хиггинса вновь клюнуло – на этот раз, на блесну. Ему пришлось тащить и выбирать леску добрых десять минут – тот, кто сидел на крючке, отчаянно боролся за свою свободу. Все были уверены, судя по весу и силе, что им попался приличных размеров тунец, но, когда добычу втащили на борт, это оказалась плоская узкая рыба в ярд длиной, с золотистой полосой на спинке и плавниках.

– Дорада, – сказал Килиан, – отличная работа, эти ребята всегда сражаются, как черти. И на вкус они превосходны. Попросим повара в "Сан-Жеране" приготовить её на ужин.

Хиггинс весь взмок, но был счастлив.

– Мне казалось, я целый грузовик тяну, – прохрипел он.

Юнга поправил наживку и забросил её обратно в воду.

Волнение теперь усилилось. Мергатройд держался за опору деревянного навеса, устроенного в передней части палубы для лучшего обзора. Большие волны перекатывались и раскачивали "Аван" гораздо сильнее, чем раньше. Со всех сторон вставали стены воды, чьи сияющие на солнце крутые бока скрывали ужасную силу. На целые мили вокруг виднелись пенные гребни и далеко на западе, у самого горизонта, размытые очертания острова Маврикий.

Волны накатывались с востока, одна за одной, словно плотные ряды солдат в зелёных мундирах, идущих в атаку на остров и раз за разом гибнущих под стенами рифа. Мергатройд поразился, что он не чувствует ни малейшей дурноты, хотя однажды его укачало на пароме из Дувра в Булонь. Но тот паром был большим судном, идущим через волны напролом; его пассажирам приходилось дышать машинным маслом, горелым жиром, фаст-фудом, перегаром из бара и тому подобными запахами. Маленький "Аван" не бросал вызов морю, он приноравливался к нему и тем побеждал.

Мергатройд смотрел на волны и чувствовал тот страх и трепет, что нередко охватывает людей на маленьких судёнышках. Судно может казаться гордым, величественным, шикарным, прочным, пока оно, предмет гордости своего богатого владельца, стоит в спокойных водах роскошной гавани в виду восхищённой толпы зевак. Но океан уравнивает его с каким-нибудь вонючим траулером, с любой ржавой посудиной – все они лишь груда железа и болтов, утлые скорлупки, пытающиеся противопоставить свои жалкие силёнки его невообразимой мощи, хрупкие игрушки на ладони великана. Даже в компании четверых мужчин Мергатройд остро чувствовал собственную незначительность, вызывающе малые размеры их посудины и одиночество, внушённое мощью океана. Лишь тем знакомо это чувство, кто путешествовал по морю, по небу, по великим снегам или великим пустыням. Все они огромны и безжалостны, но море ужасней всех, потому что оно живое.

Едва минуло девять, месье Пасьен пробормотал что-то, ни к кому не обращаясь:

– Ya quelque chose, – сказал он, – Nous suit [4] Там что-то есть. Идет за нами. (фр) .

– Что он сказал? – спросил Хиггинс.

– Он сказал, что там внизу что-то есть, – ответил Килиан, – кто-то нас преследует.

Хиггинс посмотрел на бурные волны вокруг. Не было видно ничего, кроме воды. Он спросил:

– Как, чёрт возьми, можно знать это?

Килиан пожал плечами:

– А как вы с одного взгляда на столбик цифр замечаете, что в нем что-то не так? Интуиция.

Старик убавил обороты двигателя, и "Аван" замедлил ход почти до полной остановки. Теперь они едва двигались, отчего болтанка, казалось, ещё усилилась. Рот Хиггинса наполнился слюной, и он несколько раз сглотнул. Было четверть десятого, когда одно из удилищ резко изогнулось и леска начала стравливаться не просто быстро – стремительно. Катушка взвыла, как футбольный свисток.