Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

Вайатт стремительно вышел из комнаты и уже не слышал возражений герцога. Слова герцога потонули в монотонном гуле винтов вертолета, опустившегося на газон за террасой.

Десять минут спустя, переговорив с Бейнардом, Вайатт покинул дворец, вокруг которого собрались толпы народа, под дождем дожидавшегося дальнейшего развития событий. Но и тем, кто собрался у дворца, и миллионам телезрителей пришлось ждать примерно полчаса после отъезда Вайатта, прежде чем они увидели над дворцом вертолет, который взял курс на восток.

Под тщательным контролем заместителя дворецкого началась погрузка мебели и другого имущества.

У газетных киосков выстраивались очереди в ожидании последних выпусков вечерних газет.

Чуть позже шести вечера джентльмены встретились в «Букерсе», чтобы обсудить события минувшего дня. «Букерс» — политический клуб на улице Сент-Джеймс. Деятельность клуба строилась на принципах, которых придерживался его основатель — человек по фамилии Вольф, потерявший свои идеи, достояние, в общем все, что имел, в политическом водовороте своего времени. Мрачный портрет Вольфа все еще висит в Малом зале клуба. Этот рисованный символ служит вечным примером сменяющим друг друга поколениям членов клуба, которые называли и по-прежнему нежно называют портрет «грязной картинкой». Члены клуба единодушны в своем отрицании настоящего и восхвалении прошлого. Они терпеть не могут каких-либо отклонений от правоцентристских взглядов и всю свою энергию, физическую и умственную, направляют на то, чтобы сдержать бурный натиск двадцатого века.

Среди членов клуба только избранные генералы, промышленные магнаты, высшее духовенство, сквайры и судьи, распутники и гомосексуалисты голубой крови, то есть те, кто всей душой стремится к сохранению статус-кво в обществе. Известны случаи, когда видные социалисты обливались слезами, получив отказ стать членами клуба. Одним словом, при поверхностной оценке исход этого чудовищного сборища в затемненном Малом зале клуба, где когда-то сам Вольф облевал дубовый ящик для голосования, находился, как казалось, в полном противоречии с глубокоуважаемыми идеалами членов клуба. Однако такое представление в любом случае вряд ли говорит о проницательности людей, которые пытаются обеспечивать мощь государства, руководствуясь взглядами, родившимися еще в восемнадцатом веке.

В клубе собралось пятеро. Пятеро самых могущественных в стране людей. Вместе они представляли собой как бы неофициальное правительство, тайный совет, являющийся источником интриг и политических решений на высшем уровне, самую грязную часть политической системы, протянувшую свои щупальца ко всем частным общественным организациям, темную магистраль, которая превращала так называемые коридоры власти в забытую дорогу.

Длинная худощавая фигура сэра Обри Минтера удобно вытянулась в кресле и, казалось, слилась с ним, как и полагается председателю правления и директору дюжины промышленных фирм, сопредседателю правления фирмы «Афилиэйтед индастриел эмплоэрс» и старшему партнеру торгового банка.

Лорд Уинлос с его ангелоподобной улыбкой на лице считался одним из главных мудрецов в деловом мире. Апологет социалистических идеалов, он сумел в промежутках между выработкой лейбористских манифестов и общими консультациями по тактике предвыборной борьбы нажить миллионное состояние, совершая вылазки на биржу. Недавно он консультировал членов парламента по вопросам управления страной и представил неофициальному правительству, или, как его называли, «Кабалу», всю информацию, которой располагал. Тот факт, что Уинлосу удалось просочиться в глубокий тыл противника и полностью сохранить при этом свои консерваторские убеждения, являлся, видимо, одной из самых сокровенных тайн.

Третий член этой группы, ее главный трубадур Мартин Ригг сидел и смотрел на портрет создателя клуба с выражением глубокого презрения. Пожалуй, лучше всего обычное выражение лица Ригга можно было охарактеризовать словом. «неудовольствие». Его раздражало абсолютно все — и использование пластмасс и негры. Что же касается избирателей, то в данный момент Ригг как раз думал о том, что случится, если протокол заседаний правительства попадет в руки этих негодяев. Ему напомнят, что он, будучи членом правительства, говорил о слабоумной толпе, о неграх…

И конечно, среди членов клуба был фельдмаршал лорд Комптон-Дуглас, кавалер многочисленных орденов, пытавшийся стать первым среди английских военачальников. Лорд Комптон-Дуглас имел все основания быть признанным героем второй мировой войны.

Фельдмаршал бросил суровый взгляд на люстру, недовольный блеском испускаемого ею яркого света, и быстро зашагал между камином и окном, размышляя над тем, почему проклятый старый дурак не мог поторопиться и хотя бы в момент такого острого кризиса прибыть вовремя.

Молчание скрывало различие чувств, которые охватили собравшихся в клубе людей. Одно из неписаных правил клуба состояло в том, что деловые речи запрещалось вести до тех пор, пока не соберутся все члены клуба.

Прошло пять минут, прежде чем за блестящей дубовой дверью послышался раздраженный голос, возвестивший о прибытии «проклятого старого дурака». Он, конечно, был стар и мог считаться дураком, но граф Лэнгли не был дураком, и Комптон-Дуглас хорошо знал это. В свои восемьдесят четыре года он все еще мог напугать многих и тех, кто считал себя недосягаемо сильным, незаменимым и необычайно влиятельным. Во многих случаях одного слова Лэнгли было достаточно, чтобы человек занял видное место в политических сферах. Его власть фактически была неограниченной. Однако действовал он неофициально, являясь советником и доверенным лицом трех династий. Именно Лэнгли предложил вырыть из могил трупы убийц королевской семьи и повесить их в Тайберне, он давно уже являлся глазами и ушами королей и королев, преданным их слугой. Любопытно, что по мере ослабления королевской власти влияние Лэнгли усиливалось. Дед Лэнгли говорил своему четырнадцатилетнему внуку: «Помни мои слова, Эдвард. Трон когда-нибудь падет, но мы все равно останемся, мы от этого не пострадаем». События показали, что старик был прав, по крайней мере до сих пор.

С появлением Лэнгли совещание началось без каких-либо предисловий. Положение старейшины дало Лэнгли право открыть это совещание.

— Далеко пойдет, если будет твердо держаться, — пробормотал Уинлос.

— Когда мы кончим поздравлять эту свинью, может быть, с пользой для дела обсудим обстановку, — нетерпеливо проворчал фельдмаршал.

— Речь пойдет о том, что делать? — спросил старый граф и, сладко потянувшись, сел в кресло у окна. Казалось, его больше интересовало, что происходит на улице, чем резкий ответ Комптона-Дугласа: