Йорн Хорст - Гончие псы

– Согласен. Это должно было там быть, – ответил психиатр после короткого молчания. – Однако психиатрическое освидетельствование – это не расследование. Оно основывается на документах по делу и разговорах с обвиняемым. Я не знаю, почему он это скрыл, но это ничего не меняет. Даже наоборот, скорее подтверждает и усиливает его мотив.

– Каким образом?

– Сексуальные желания – не между ног. Они в голове. К тому же сексуальная агрессия чаще всего связана с властью над человеком, а не с похотью.

Слушая, Вистинг взглянул на Лине. Она заглушила двигатель, но фары оставила. Фотоаппарат висел у нее на шее. Она подняла его, навела на Вистинга и запечатлела его, когда он проводил рукой по волосам. Потом подошла на пару шагов и сделала еще одну фотографию, на которой машина, находившаяся в розыске семнадцать лет, стояла на фоне амбара.

– На самом деле эрекция – это сложное взаимодействие гормонов, нервных импульсов и мышц, тут важны и физические, и психологические факторы, – продолжил психиатр. – Лечение рака зачастую ослабляет способность, но не желание. Некоторым помогает сильная психологическая или физическая стимуляция.

– Хаглунн был садомазохистом, – сказал Вистинг, вспомнив о найденных у того дома порнографических журналах.

– Именно. Сексуальный садомазохизм подразумевает, что человек может получать удовольствие от доминирования над другими, унижая, причиняя физическую или психологическую боль. В самом крайнем случае он может получить долгожданное удовлетворение, похитив женщину и подвергнув ее всему этому.

Вистинг переложил телефон к другому уху. У него не было времени вести этот разговор. Франк Рубекк направлялся к дому с ломиком в руке, но Вистингу все-таки хотелось услышать, что скажет психиатр.

– Вы по-прежнему думаете, что Хаглунн похитил Сесилию Линде? – спросил он.

– Теперь я убежден в этом еще больше, – ответил психиатр. – Хирургическое вмешательство может объяснять и то, что на теле жертвы не было следов спермы. Во время операции мог быть поврежден сфинктер мочевого пузыря. Тогда Хаглунн мог получать так называемый сухой оргазм. Когда сперма попадает в мочевой пузырь и потом выходит при мочеиспускании.

На другой стороне двора Франк Рубекк уже крушил дверь.

– Меня по-прежнему кое-что беспокоит, – продолжил вышедший на пенсию психиатр. – Есть у меня тревожное чувство.

– Да?

– Мысль, от которой я никак не могу избавиться.

– Да? – снова произнес Вистинг. Время поджимало.

– Это касается той девушки с желтым бантом. Линнеи Каупанг. Я думаю, что он мог ее похитить. Что он ее где-то держит.

Вистинг сглотнул. Он уже шел через двор.

– Спасибо, что позвонили, – сказал он в трубку. – Я с вами свяжусь.

Дерево вокруг двери потрескалось. Франк Рубекк выругался и пнул дверь.

– Подвал! – крикнул Вистинг и показал на другой конец дома. – Если она здесь, то в подвале.

Рубекк опустил ломик и покосился на подвальный люк.

На него налипли черные, гнилые листья. Плотный кустарник слева и справа от спуска в подвал был примят, ветки поломаны. Это означало, что дверцы недавно открывались и лежали по обеим сторонам от люка.

Франк Рубекк поддел ломиком дужку замка. Телефон зазвонил снова. На этот раз отец. Вистинг подумал, что сейчас, может, и не стоит, но решил ответить.

– Я немного занят, – предупредил он.

– Я досмотрел запись, – сказал отец. Он был неожиданно скуп на слова. – Там в конце появляется мужчина. Тот, которого вы взяли. Рудольф Хаглунн.

Вистинг понял, что сказал отец, но у него не было времени вполне осознать, что это означало. Для него, для дела, для всего этого ужаса, в который он оказался втянут. Что это снимало все сомнения.

– Ты уверен? – спросил он.

– Я узнал его по фотографиям из газет. Это он.

Вистинг сглотнул слюну, поблагодарил и закончил разговор. Подозвал Лине.

– Ты уверена, что Томми и твои коллеги приглядывают за Хаглунном?

– Ты по-прежнему считаешь, что это Хаглунн… – начала она.

– Звони им! Убедись, что они не упустят его из виду!

Лине достала мобильный. Рубекк мучался с замком. Спуск в подвал был защищен гораздо лучше, чем амбарная дверь. Могло быть проще пробраться внутрь через одно из подвальных окон. Они были старые и едва держались. Одно было разбито и заколочено фанерой. Потом Вистинг сообразил сбегать в амбар за кувалдой. Рубекк уступил ему место, и Вистинг разбил уже потрепанные деревья. Следующим ударом сбил замок.

Заскрипели петли. Рубекк откинул одну дверцу, положил на землю. Из темноты пахну́ло гнилью и плесенью.

Они стояли, прислушиваясь. Где-то капала вода. Больше ничего.

Рубекк включил фонарик. Свет медленно проникал вниз. Каменная лестница перед ними блестела от влаги.

Вистинг поднял кувалду к груди и сделал первый шаг.

Лестница привела в комнату с высоким потолком и побеленными стенами, усеянными черными пятнами плесени. Никто ничего не говорил. Холодная тишина шла от стен, словно невидимый туман. На столе стояли пустые банки из-под варенья, консервы и бутылки с написанными вручную этикетками. Посередине противоположной стены была еще одна дверь.

Рубекк толкнул ее. Заперто. Вистинг разбил ее двумя ударами.

Они вошли в другую комнату. Слева от двери Вистинг нашел рубильник; загудело электричество, и зажглась большая лампа под потолком.

Это комната была меньше. Она имела форму подковы вокруг пристройки. Посередине пристройки была окованная железом дверь, оснащенная подвесным замком.

Вистинг подошел. У стены пристройки стояла табуретка, а под самым потолком было слуховое окно, через которое можно было заглянуть внутрь. В углу, прислоненная к стене, стояла старая видеокамера на штативе.

Он протянул Рубекку кувалду и встал на табуретку. Сглотнул, поднял голову и посмотрел в окно.

На полу в позе эмбриона лежала голая девушка. Вистинг прижался лбом к грубой кирпичной стене над окошком. Ему в нос ударил едкий запах мочи. Девушка лежала неподвижно. На шее у нее был тот же кожаный ошейник, что у Сесилии на записи, словно она была животным, чьей-то собакой.

Она осторожно повернула голову и посмотрела на него, как будто почувствовала, что на нее кто-то смотрит.

Она, наверное, слышала, как они прорывались в подвал, и Вистингу показалось, что он увидел в ее взгляде смесь надежды и ужаса.

– Линнея! – крикнул он.

Девушка на полу крепко зажмурилась. Тут же Рубекк нанес по двери первый удар; тело девушки содрогнулось.

– Все кончено! – крикнул Вистинг. – Мы из полиции.

Он слез с табуретки и стоял с пустыми руками, смотрел, как Рубекк заносит кувалду для нового удара. Он не мог думать о всех тех минутах, которые они уже потратили впустую. Всех потраченных впустую часах, пока Линнея Каупанг была под замком.