Джеффри Арчер - Заговор

Девушка-библиотекарь появилась за его спиной. Марк посмотрел на часы: 19.30. Время закрывать. Время забыть обо всем и мчаться к Элизабет. Он позвонил ей домой.

— Привет! Думаю, настало время снова перекусить. У меня во рту не было ни крошки после завтрака.

— Ну, что с вами делать, Марк? А я только что из ванны. И у меня мокрые волосы. Вам придется чуть-чуть потерпеть еще.

— Я готов, — сказал он.

Они нашли маленький ресторанчик в Джорджтауне под названием «Мистер Смит». Как-то летом Марк заходил сюда, ему накрывали столик в саду на задней стороне. Зал был заполнен молодежью. Самое подходящее место, чтобы сидеть часами и болтать.

— Господи, — сказала Элизабет, — ну точно, как в колледже, а я-то думала, что мы уже выросли.

— Рад, что вам здесь нравится, — улыбнулся Марк.

— Все так, как и должно быть. Некрашеный деревянный пол, высокая стойка, гравюры на стенах, соната Баха для флейты. В следующий раз мы пойдем в закусочную «Мак-Дональд».

Марк не нашелся что ответить, и его спасло только появление меню.

Они заказали цыплят с жареной картошкой и салат.

— Посмотрите, Марк, там сидит этот ужасный сенатор Торнтон с девушкой, которая годится ему в дочери.

— Возможно, она и есть его дочь.

— Ни один воспитанный человек не приведет сюда свою дочь. — Элизабет улыбнулась.

— Он друг вашего отца, не так ли?

— Да, но я бы сказала, что у них скорее деловое сотрудничество. Мой отец владеет частью акций оружейной фирмы. Не сказать, чтобы это мне нравилось, но он говорит, что все дело в дедушке, которого угораздило основать эту фирму. Я объяснялась с ним на эту тему, еще когда была школьницей, уговаривала продать свой пакет акций и вложить деньги в нечто, приносящее пользу обществу, а то я себя чувствовала кем-то вроде майора Барбары. Вообще у нас с ним не простые отношения. В семьдесят девятом году он голосовал за бюджет Пентагона, и я почти месяц не могла сидеть с ним за одним столом. Но он, по-моему, даже не заметил этого.

— Расскажите о своей матери, — попросил Марк.

— Она умерла, когда мне было четырнадцать, и, может быть, именно поэтому я так близка с отцом, — сказала Элизабет. Она положила руки на колени и опустила голову, словно вглядываясь во что-то, но чувствовалось, что ей хочется сменить тему разговора. Завитки ее темных волос блеснули, упав на лоб.

— У вас очень красивые волосы, — мягко сказал Марк. — Как только я увидел вас, мне сразу же захотелось потрогать их. Мне и сейчас хочется.

Она улыбнулась. На обратном пути он обнял ее и поцеловал — очень осторожно, поскольку не знал, что из этого получится.

— Я начинаю думать, что почти влюбился в вас, Элизабет, — пробормотал он, зарывшись лицом в ее мягкие теплые волосы. — Ответьте, что вы собираетесь делать со своей очередной жертвой?

Какое-то время она молча шла рядом с ним.

— Может, и я почти влюбилась в вас, — тихо сказала она, и Марк еле разобрал ее слова. — Больше, чем почти. А я такими словами не бросаюсь.

Рука об руку они медленно шли дальше, в молчании и счастье. Трое деловых мужчин, чуждых романтике, следовали за ними.

В ее уютной гостиной, на софе цвета кофе с молоком, он поцеловал ее еще раз.

Трое деловых мужчин ждали на улице.

Все воскресное утро Марк провел над окончательной шлифовкой своего доклада Директору. Он тщательно выписал имена пятнадцати оставшихся сенаторов: шесть — в составе комитета по иностранным делам, а девять — под шапкой «Билль по контролю над продажей оружия — юридический комитет». Затем он сел и стал тупо смотреть на лист, надеясь, что к нему придет озарение, но надежды были тщетны. За одним из этих имен крылся убийца, и оставалось всего четыре дня, чтобы найти его. Он сложил бумаги в папку, которую запер в стол.

На кухне он сделал себе сандвич. Посмотрел на часы. Чем бы полезным заняться в оставшееся время дня? Элизабет была на дежурстве в больнице. Он снял трубку и набрал номер. Она может уделить ему не больше минуты, так как спешит в операционную, откуда освободится не раньше трех.

Марк беспорядочно слонялся по квартире, думая то о пятнадцати сенаторах, то об Элизабет, то снова об одном сенаторе из пятнадцати. Что-то уж слишком хорошо все складывается с Элизабет… Выругавшись сквозь зубы, он выпил стакан холодной минеральной воды. Затем стал думать о Барри Колверте; по воскресеньям они обычно играли с ним в сквош. Затем вспомнил и Ника Стеймса, который, сам того не подозревая, занял его место в машине. Будь Ник сейчас жив, что бы он предпринял?.. Внезапно Марк вспомнил слова Стеймса, которые тот обронил на вечеринке отдела прошлым рождеством: «Если я чего-то не понимаю, то есть второй человек, который прекрасно разбирается в преступлениях в этой чертовой стране, — это Джордж Стампузис из „Нью-Йорк таймс“ — естественно, тоже грек. Уж кто-кто, а он знает почти все о мафии, о ЦРУ и обо всем, что стоит по ту сторону закона».

Связавшись с Нью-Йорком, Марк набрал номер для справок в газете и попросил дать ему возможность поговорить со Стампузисом, плохо представляя себе, к чему это приведет. Дежурный дал ему номер.

— Стампузис, — сказал голос. В «Нью-Йорк таймс» не тратили времени на лишние слова.

— Добрый день. Мое имя Марк Эндрью. Я звоню из Вашингтона. Я был другом Ника Стеймса, точнее, он был моим начальником.

Голос изменил тональность.

— Да, я слышал об этом ужасном случае, если это был случай. Чем могу быть полезен?

— Мне необходима кое-какая деликатная информация. Я хотел бы как можно скорее повидаться с вами.

— Это касается Ника?

— Да.

— Можем встретиться в восемь часов на северо-восточном углу 21-й и Парк-авеню?

— Успею, — сказал Марк, посмотрев на часы.

— Жду.

«Истерн Айрлайн», совершив очередной челночный рейс, сел около семи. Марк пробирался сквозь толпу пассажиров, ожидающих выдачи багажа, и направился к стоянке такси. Пузатый и небритый житель Нью Йорка, мужчина средних лет с зажатой в зубах сигарой, которая качалась вверх и вниз, довез его до Манхэттена. Всю дорогу он продолжал бесконечный монолог, но, отпустив несколько вежливых реплик, Марк использовал время поездки, чтобы привести мысли в порядок.

— Страна сплошных подонков, — сказала сигара.

— Да, — сказал Марк.

— Этот город — сплошная яма с дерьмом.

— Да, — сказал Марк.

— И все из-за этого сукиного сына, нынешнего президента. Его уже давно пора отправить на тот свет!

Марк поежился. Такие слова произносятся тысячу раз в день, но кто-то в Вашингтоне, произнося их, имеет в виду нечто конкретное…

Машина завернула за угол.

— Тринадцать долларов, — сказала сигара.

Марк протянул пятнадцать долларов за прозрачную перегородку, которая отделяла водителя от пассажира, и вылез из машины. Грузный мужчина пятидесяти с лишним лет в твидовом пиджаке подошел к нему. Марк забыл, как холодно может быть в Нью-Йорке в марте.