Владимир Ломейко - Рыцари свастики

Вот, вот они уже зашевелились и двинулись, но не на него, а в сторону. В обход? Роланд напряженным взглядом провожает продолговатые тени… Кто-то спугнул их? В этот момент и он слышит посторонние шорохи и звуки шагов. Кто-то спускается по лестнице вниз, и слабый луч электрического фонарика прыгает по полу. Человек входит в зал и лучом шарит по стенке. Свет выхватывает фигуру Роланда, который жмурит глаза от нестерпимой боли.

— Роланд, дружище, что они с тобой сделали?..

Сознание Роланда ясно регистрирует хорошо знакомый голос. Это голос человека, которого он знает давно, быть может, с самого детства… Так бывает иногда, когда мы вдруг видим чье-то очень знакомое лицо после долгой разлуки и оно на мгновение застывает перед нами, как близкое, дорогое лицо без имени. Роланд силится понять, кому принадлежит этот желанный голос, но потрясенное сознание отказывается больше работать…

20 октября 1966 года Вернер Прункман приехал на работу раньше обычного. По четвергам, как правило, была большая почта, и его секретарша, та самая, что произвела впечатление на покойного Карла Реннтира, приходила на полчаса раньше. Прункман доставлял себе удовольствие прочитывать почту в ее присутствии. Долголетняя совместная работа приучила их понимать друг друга с полуслова. Вернер Прункман позволил себе накануне вечером мягкий флирт с собственной секретаршей.

— У вас что-нибудь намечено сегодня на вечер, фрейлейн Шметтерлинг? — спросил он игривым голосом.

— Нет, господин Прункман, ничего особенного, — томно ответила она.

— Тогда я попрошу вас в порядке исключения прийти на работу вовремя, — заявил Прункман.

Фрейлейн Шметтерлинг вспыхнула вся ярким румянцем и стала обиженно объяснять, что она никогда не опаздывает. Она чуть не всплакнула от незаслуженной обиды. Вернеру Прункману стоило больших, трудов, чтобы убедить свою секретаршу, что это была с его стороны неудачная шутка. Ему даже пришлось в знак утешения взять ее за плечи, что несколько продлило сцену взаимных объяснений. Прошло довольно много времени, пока Вернеру Прункману удалось убедить ее, что он разыграл старый анекдот, а на самом деле хотел просить ее прийти на полчаса пораньше.

— Так бы прямо и сказали, — явно примирительным тоном добавила фрейлейн Шметтерлинг.

В конце концов в ее планы не входило переигрывать и вызывать раздражение у директора, который дважды в год, в день ее рождения и на рождество, баловал ее подарками. Правда, и она никогда ему не отказывала в подобных пустяковых просьбах: они давно уже сработались и понимали друг друга без лишних слов.

Итак, по четвергам у Прункмана была большая почта, и они встречались с фрейлейн Шметтерлинг на полчаса раньше обычного. Жена Прункмана хорошо изучила рабочий распорядок мужа и подавала ему утренний кофе по четвергам на полчаса раньше.

На этот раз эстетические чувства господина Прункмана были оскорблены. В тот самый момент, когда он с глубоким знанием предмета изучал достоинства фигуры фрейлейн Шметтерлинг, она имела неосторожность вскрыть пакет из почты и положить его перед носом господина директора. Прункман, настроенный совсем на другое, машинально скользнул взглядом по письму и вдруг увидел подпись фон Таддена. Знакомый решительный почерк с явно вызывающим наклоном букв прогнал прочь все амурные мыслишки.

Письмо, датированное 19 октября, адресовалось от имени руководства НДП всем местным отделениям партии в ФРГ. В письме предписывалось всем партийным организациям, кроме баварской, принять активное участие в подготовке к выборам в земле Гессен. Давалось указание мобилизовать всех членов партии, имеющих автомобили. За день до выборов они должны были прибыть в Гессен и в 10.00 начать там распространение листовок. Далее в письме подробно уточнялось, как необходимо было распространить 1 миллион листовок. Каждая первичная организация должна была заблаговременно известить правление НДП, сколько автомашин и распространителей она может выделить.

Прункману понравилась четкость и продуманность развернутой программы. Но вместе с тем он не мог прогнать от себя нараставшую досаду: опять все шло от имени этого нахального барона! Его неприятно удивило, что не Тилен, а фон Тадден подписал такое важное письмо. Для него было ясно, что сейчас по всей Западной Германии актив НДП читал письмо фон Таддена и испытывал радостное чувство подъема: наконец-то начиналось настоящее дело и можно будет показать свою выправку и боевую готовность!

Фрейлейн Шметтерлинг с непониманием и обидой смотрела на господина директора: все-таки возраст брал свое, и он был уже не такой горячий, как раньше…

По всей стране развернулась активная предвыборная деятельность. На заседании правления НДП в Ганновере был заслушан отчет фон Таддена о текущем уровне подготовки к выборам. Рихард Грифе доложил, что на специальных курсах партии были подготовлены 250 ораторов, которым были выданы удостоверения на право произнесения речей. Был разработан и утвержден вариант доклада, с которым могли выступать ораторы. Тщательный инструктаж докладчиков, который был проведен Отто Гессом, должен был исключить малейшую оплошность выступавших. Главная задача, которая при этом выдвигалась, — не допускать во время выступлений явно нацистских выражений и выходок и не дать тем самым в руки противников партии аргументов против нее.

Ораторы подбирались из числа обеспеченных. Правление партии оплачивало им только бензин из расчета 15 пфеннигов за километр и деньги на гостиницу: 20 марок в сутки. Все остальное шло за их собственный счет.

Но и эти деньги составляли немалую сумму. Если же учесть, какое огромное количество предвыборных плакатов и листовок было выпущено и распространено накануне 6 ноября, то станет ясным, почему на заседании правления была дана весьма высокая оценка деятельности тех людей, кто поддерживал связи с финансовыми покровителями НДП.

Адольф фон Тадден организовал спецвыпуск «Дейче нахрихтен» тиражом в 4 миллиона экземпляров для Гессена в Баварии. В предвыборной борьбе принимал участие весь партийный аппарат.

В субботу 5 ноября по традиции все партии прекратили предвыборную борьбу. По решению правления НДП именно в этот день весь Гессен был наводнен листовками. Удивленные бюргеры вынимали из почтовых ящиков аккуратные белые и голубые листки с уже знакомой многим эмблемой новой партии.

Но не у всех удивление было главной реакцией на эти события. Многие были явно польщены и обрадованы: снова на политическом горизонте появлялась партия, для которой национальная идея была всего дороже. И почтительные отцы семейств, выведя свой выводок на утреннюю субботнюю прогулку, с интересом вчитывались в свежие плакаты, расклеенные ночью ударными группами НДП: «Можно снова выбирать — голосуйте за НДП!», «Выбирайте то, чем вы являетесь сами, — выбирайте германское!» Наиболее часто мелькал плакат, задиристый и уверенный: «Мы прорвемся!» Десятки тысяч экземпляров этих плакатов были расклеены по всем населенным пунктам Гессена и, надо сказать, создавали настроение. Для многих колеблющихся и неуверенных этот плакат сыграл роль последнего предвыборного допинга, и рука их опустила в избирательную урну бюллетень с кандидатами НДП. Самоуверенность национал-демократов импонировала многим.