Фредерик Форсайт - Список убийств

В самолете разместились вдоль ряда красных парусиновых сидений; парашют-диспетчеры в это время продолжали проводить всякие испытания на сработку. В опеку Ионы входили капитан с Ловцом.

Внутри самолета света не было вообще, лишь отражение от дуг над дверями ангара; а когда начал подниматься пандус, стало понятно: сидеть им предстоит в чернильной тьме. Напоследок взгляд ухватил кучу всевозможной другой экипировки, сложенной перед отправкой с учений домой в Англию. У стены между грузом и пилотской кабиной он также разглядел две смутных фигуры: два укладчика парашютов, странствующих со своими десантниками, куда бы те ни летали. В их задачу входило одно: паковка и переупаковка балдахинов со стропами. Оставалось уповать, что парень, чей парашют он сейчас тащит на спине, знает свое дело как надо. Среди парашютистов есть старая поговорка: никогда не ссорься со своим укладчиком.

Иона, потянувшись сверху, откинул верхний клапан парашютного ранца — проверить, на месте ли там два красных хлопчатых шнурка и в нужном ли они положении. В нужном, и пломба целая. Тогда ветеран-сержант королевских ВВС подключил маску Ловца к бортовой кислородной системе и кивнул: а ну-ка. Ловец проверил — маска прилегала герметично — и сделал вдох.

Бодрящий прилив почти чистого кислорода. Этой смесью им предстоит дышать в течение всего набора высоты, чтобы вымыть из крови все следы азота. Это препятствует возникновению кессонки (вскипанию азота в крови при резкой декомпрессии), когда парашютисты очертя голову бросаются вниз, в секунды проходя все мыслимые и немыслимые зоны давления. Вслед за Ловцом Иона то же самое проделал с капитаном.

Снаружи послышался высокий, набирающий силу вой: это ожили четыре турбовинтовых «эллисона». Иона, подавшись вперед, застегнул у Ловца на коленях ремень безопасности. Напоследок он еще раз проверил исправность работы бортового кислородного клапана.

Шум двигателей возрос до рева вместе с тем, как задний пандус с лязгом герметично замкнулся, отрезав последние огни авиабазы Джибути. Тьма в чреве самолета теперь стояла непроницаемая. Иона зажег точечный фонарик, чтобы помочь себе и остальным диспетчерам занять свои места возле стены. «Геркулес» порулил в сторону взлетки.

Сидящие, опираясь спиной о парашютные ранцы, а коленями удерживая перед собой сорокакиловые «бергены», казалось, впали в спячку среди кошмарного грохота и воя моторов и гидравлики (летный экипаж проверял закрылки) и визга топливных инжекторов.

Видеть люди не могли, а только чувствовали, как четырехмоторный тяжеловоз вывернул на главную взлетную полосу, приостановился и как будто припал, а затем прянул вперед. Несмотря на мнимую громоздкость, «геркулес» разогнался быстро, поднял нос кверху и, пронесясь по гудрону метров пятьсот, с резким креном взмыл.

Даже самый непритязательный гражданский лайнер не идет с С-130 ни в какое сравнение. Тише здесь не бывает и не станет, а вот дубак начнет нарастать прямо пропорционально разреженности воздуха. И от утечек эта махина тоже не застрахована. Несмотря на кислород из маски, здесь уже несло авиатопливом с характерной привонью выхлопных газов.

Рядом с Ловцом капитан отстегнул шлем, снял его и надел наушники. Из того же гнезда отходил шнур еще одних, которые он протянул Ловцу.

Иона у передней стенки был уже в наушниках. Ему надо было слышать кабину, чтобы знать, когда начинать готовиться к «времени П», то есть парашютного прыжка. Из кабины в наушники доносились реплики командира британской эскадрильи — легендарной Сорок седьмой, сажающей своих «птиц» на самых опасных и неприспособленных для посадки полосах на свете.

— Проходим через один и четыре, — объявил он в какой-то момент. — Время П минус тридцать. — Значит, до прыжка час сорок минут. — Через какое-то время донеслось: — Выравниваюсь на семи двадцати.

Значит, прошло час двадцать.

Наушники помогали скрадывать шум двигателей, но никак не холод: температура упала почти до нуля. Иона, отстегнувшись, двинулся вдоль трюма, придерживаясь за поручень. Изъясняться голосом было бессмысленно — только жестами.

Подсвечивая себе фонариком, он останавливался перед каждым из семерки и проделывал мини-пантомиму: поднимая руку и растопыривая правую ладонь, большим и указательным пальцами изображал колечко. Получалось как у аквалангистов: «Ты в порядке?» Следопыты откликались в том же духе. Тогда он поднимал правый кулак, дуновением губ его разжимал и поднимал всю пятерню. Скорость ветра в месте посадки ориентировочно пять узлов. Наконец снова поднятый сжатый кулак с четырехкратным раскрытием всей ладони: до времени П двадцать минут.

Он еще не успел завершить свою одиссею, как Дэвид ухватил его за руку и сунул ему в ладонь какую-то плоскую коробочку. Иона, кивнув, осклабился и исчез с коробочкой куда-то в сторону кабины. Возвратившись, он в темноте занял свое место.

Через десять минут Иона снова был здесь и на этот раз вскинул перед семеркой обе пятерни. Все семеро поднялись, развернулись и поставили «бергены» на сиденья, а затем взнуздали свои сорокакилограммовые ноши на грудь и набросили лямки.

Помочь с их затягиванием к Ловцу подоспел Иона, затянув их так, что в голове невольно мелькнуло: сейчас «фанера хрустнет». Хотя надо учитывать: при прыжке скорость падения составляет до двухсот сорока километров, так что ни одна часть поклажи не должна смещаться даже на дюйм. Затем последовало переключение с бортового кислорода на индивидуальные баллоны.

В эту секунду послышался новый шум. Точнее, не шум — шквал музыки. В мощных динамиках самолета он перекрывал даже рев двигателей. До Ловца дошло, что именно Дэвид дал Ионе для передачи в кабину: компакт-диск. Похожий на пещеру трюм С-130 тонул в громовых взвихрениях вагнеровского «Полета валькирий». Это было сигналом: до броска осталось три минуты.

Семерка рассредоточилась вдоль правого борта фюзеляжа, когда похожий на стон вздох разгерметизации дал понять, что началось опускание пандуса. Иона с остальными двумя диспетчерами загодя пристегнулись страховочными фалами, чтобы ненароком не вылететь наружу.

Открываясь, пандус постепенно обнажал кусок темного неба, откуда внутрь рвался поток стремительного ледяного воздуха вместе с вонью авиатоплива и горящего мазута.

Ловец, стоящий вторым после дылды Бэрри, озирал из-за впереди стоящего пустоту. Ничего, кроме вихрящейся тьмы, мертвенного холода, надсадного рева турбин, а надо всем этим беснования валькирий, мечущихся над своей Валгаллой.

Предстояла еще одна последняя проверка. Видно было, что рот Ионы открывается, но не доносилось ни звука. В конце строя Кудряш — замыкающий — проверял экипировку впереди стоящего Тима, убеждаясь, что парашют и кислородный шланг у него не перемыкаются и ничего не нуждается в дополнительной подгонке.