Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

— Тогда примемся за работу.

Пожимая руки, он проводил всех из кабинета.

— Ты говорил с Риэ? — спросил Вебер. — Надо бы с ней все обсудить.

— Знаю, знаю. Я отправил ей уже миллион сообщений, она не отвечает.

В дверь забарабанили — на пороге стоял Поуль Бремер в белом пальто, красном шарфе, с сияющей улыбкой, как будто собрался на конкурс Санта-Клаусов.

— Троэльс! — воскликнул он громко и радостно. — Прости, что врываюсь. Не мог не зайти, хотел… — Он вошел, стянул с шеи шарф. Улыбка исчезла, ее сменила проникновенная искренность во всем облике. — Хотел поздравить тебя с возвращением.

— Спасибо, вы очень любезны.

Вебер буркнул нечто нечленораздельное, но однозначно нелицеприятное и ушел на свое рабочее место. Бремер же прошел в личный кабинет Хартманна, налил себе кофе и уселся на диване, тряся головой.

— Хольк, Хольк… Всегда был одиночкой. Но чтобы такое… Не понимаю. Почему? В Латвию вместе летали… Правда, он был какой-то подавленный, но… — Бремер взял с блюда печенье, откусил. — Да, способный человек, хотя и не очень творческий. В конечном счете умеренные без него достигнут большего. Только не в этот раз. Эти выборы они потеряли, как, впрочем, и Кирстен со своей шайкой и прочая шушера, что вьется тут в надежде урвать кусочек с чужого стола. — Снова эта широкая ухмылка. — Так или иначе, но ты не оставил им шанса. Теперь на арене только ты и я. Я мог бы даже поздравить тебя с таким удачным розыгрышем, если бы думал, что ты сам все это устроил.

— Вы пришли по какому-то делу? — спросил Хартманн.

Бремер сначала отпил кофе и лишь потом направил на него пристальный взгляд серых глаз:

— Да, по делу. Я хотел извиниться за то, что случилось. Поверь мне, Троэльс. Вчера вечером я думал, что мы поступаем правильно при существующих обстоятельствах. Я не знал тогда, что эти обстоятельства — подделка.

Бремер умолк, выдерживая паузу. Хартманн не сомневался, что это тактический ход.

— Я тоже прошу прощения, если несправедливо обвинил вас в пылу страстей.

Бремер отмахнулся:

— Не нужно извиняться, это все в прошлом. Сейчас мы должны думать о будущем. То, что произошло, коснулось всех нас. Не только тебя.

Хартманн сел на стул напротив Бремера.

— И что? — спросил он.

— Образовался общий консенсус. Редкий консенсус. Я переговорил со всеми после того, как мы отменили решение о снятии тебя с выборов. И все согласились, что настало время забыть о наших различиях и подумать о том, как преодолеть сложившееся в обществе негативное отношение к политикам и власти. Сейчас в народе преобладает цинизм, шок, ощущение хаоса. Их можно понять, но на самом деле все иначе. Итак, наша важнейшая задача на сегодня — вернуть доверие избирателей, подорванное стараниями Холька. Мы должны возобновить контракт власти с народом, убедить его в том, что мы достойны возложенной на нас миссии. Ты со мной?

— Вы всегда были прекрасным оратором.

— Речь не обо мне. И не о тебе. Я говорю… — Он обвел рукой роскошное помещение: мозаика, скульптуры, картины. — Я говорю вот об этом, о нашем замке, нашем доме. О ратуше. Сегодня вечером мы соберем пресс-конференцию. Я расскажу о решении всех партий объединить усилия ради общего блага и избавления от грязного наследства Холька. Ты со мной?

— Что именно вы хотите сказать?

— Мы согласились заключить перемирие. Мы положим конец этим бесконечным нападкам друг на друга, неистовым дебатам, враждебным настроениям. Таково наше джентльменское соглашение: мы будем вести себя хорошо.

— Перемирие…

— Да, мир в замке. Такое случалось и раньше в исключительных ситуациях, возможно и теперь. Выборы пойдут как обычно, мы просто не будем забывать о хороших манерах, отбросим лишние эмоции. — Серые глаза не отпускали Хартманна. — Будем говорить о политике, а не о личностях. Уверен, ты будешь только рад поддержать эту инициативу. — Бремер поднялся с дивана. — Вот так обстоят дела. Предлагаю тебе присоединиться к нам, и с моей стороны это великодушие, Троэльс. В одиночку ты сейчас не в состоянии бороться. — Улыбка, протянутая ладонью вверх рука. — Могу ли я на тебя рассчитывать?

Хартманн не мог дать немедленный ответ.

— Мне нужно подумать.

— О чем тут думать? Общее согласие достигнуто, можешь сам всех обзвонить, уточнить. Не забудь, ведь это твой шанс вернуться в наши ряды. Ты будешь странно выглядеть, если решишь остаться в стороне. Или такова твоя цель?

— Моя цель — сделать город лучше.

Поуль Бремер пожевал губами:

— Полагаю, это значит «да». Объединенная пресс-конференция назначена на восемь, мы будем ждать тебя.

Утро уже было в разгаре, когда команда Свендсена добралась до банковских карточек и счетов Холька. Он часто делал покупки в дорогих модных бутиках и ювелирных магазинах.

— Те сапоги мы тоже засекли, — сказал Майер.

С бесстрастным лицом Леннарт Брикс рассматривал разложенные перед ним фотографии.

— А как же кулон? — спросила Лунд. — В форме черного сердца?

Майер положил перед Бриксом снимок.

— Она держала его в кулаке, когда мы ее нашли, — сказал он. — Мы думаем, убийца заставил Нанну надеть кулон, а она сорвала его с шеи, когда тонула.

Лунд хотела получить ответ на свой вопрос.

— Это Хольк купил украшение? — настаивала она.

— Скорее всего, такая покупка не будет отражена в банковских записях. Если он и купил его, то за наличные в какой-нибудь лавке в Христиании, — сказал Майер.

— Почему вы так думаете? — спросила она.

Майер заерзал на стуле. Он был бледен и измучен. Чтобы кто-то погиб от рук датского полицейского — такое случалось крайне редко. В прессе только об этом и писали. Служебное расследование было неизбежно.

— Насколько можно судить, украшение довольно старое, сделано кустарным способом лет двадцать назад или больше. Дешевая позолоченная цепочка, стекло…

Майер посмотрел на нее. Лунд уже научилась читать его взгляды, этот означал: зачем копаться во второстепенных деталях? Почему не принять тот факт, что нам не дано узнать все до последней мелочи?

— Вы не знаете, случайно, что может означать черное сердце, Майер?

— Одно время у хиппи в Христиании была на них мода. Что-то вроде опознавательного знака для наркодельцов. Сейчас такие можно иногда найти на блошиных рынках.

Брикс обронил первую реплику:

— Мы не можем тратить время на то, что было два десятка лет назад.

Лунд разворошила пакеты с вещдоками, нашла тот, в котором был запечатан кулон. Вытащила его, посмотрела на цепочку — никакого клейма, никаких отметок, металл блестящий, даже не потускнел.

— Эту цепочку не носили двадцать лет. Если ее купил Хольк…

Майер продолжил отчет с того места, где его прервала Лунд: