Кирилл Казанцев - Кремлевские войны

Надя почувствовала, как будто земля уходит у нее из-под ног.

– Мне же завтра за квартиру платить, – не выговорила, а скорее простонала она. – Как же быть? Где я деньги достану?

– А кредит взять?

– Я и так его беру, чтобы вторую часть взноса заплатить, – объяснила Надя. – А еще один кредит никто не даст. И потом, за один день его не оформишь. А мне завтра платить надо.

Владимир посмотрел на нее с жалостью, потом сказал:

– Могу тебя свести с одним человеком… Он дает сразу, может большую сумму дать. Только у него проценты больше, чем в банке, учти. А главное – никаких отсрочек. И жаловаться на него некому.

– Понимаю… – медленно произнесла Надя. – Нет, нельзя мне к такому человеку идти… Но и без денег нельзя возвращаться. Что же делать, что делать?

Весь ее проект, с таким трудом выстроенный план будущего семейного благополучия рушился. Без этих ста двадцати тысяч купить квартиру было нельзя, и взять было негде.

Охватившее ее волнение передалось ребенку, он заворочался. Ребенок готовился появиться на свет, а его мать все никак не могла решить, что ей теперь делать.

Николай Николов постучал пальцами по стеклу, затем отошел от окна и набрал нужный номер телефона. Решение было принято.

Вызываемый абонент откликнулся, и Николов сказал:

– Привет, Жора! Давай сегодня вечерком в кафе встретимся, посидим, поговорим.

– Отличная идея! – отвечал его собеседник. – Буду ждать!

Больше ничего говорить не требовалось, и Николов отключился. Состоявшийся разговор был полностью зашифрованным, от первого до последнего слова. Собеседника звали вовсе не Жора, а Василий. Он был одним из давних соратников и помощников Николова. Сейчас, когда создатель пирамид скрывался в Белгороде, Василий, живший в соседнем Курске, стал его правой рукой.

Вера Хохлова на эту роль не годилась. Во-первых, у нее недоставало деловых качеств, некоторые вещи ей приходилось разжевывать. А во-вторых, это было бы опрометчиво – вести дела там же, где находится твое убежище. Да и просто по-человечески подставлять Веру не хотелось.

Николай Георгиевич, правда, уже не жил в домике веселой вдовы. Сразу после отъезда Вити Прокофьева он попросил Веру снять ему квартиру. Только непременно с отдельным входом. Никаких соседей, никаких бабушек на лавочке! Ничьи любопытные глаза не должны были видеть, как часто жилец этой квартиры выходит из дома, когда возвращается.

Вера поручение выполнила быстро и точно. Квартира располагалась в центральной части города, на первом этаже, и хозяева ее перестроили – сделали себе из окна отдельный выход на улицу.

Вера здесь бывала часто. Можно даже сказать, была здесь хозяйкой: прибиралась, готовила, не оставляла жильца без женской ласки. Но только днем. После того как сын вернулся из спортивного лагеря, Вера никаких вольностей себе не позволяла. Костя не должен был подумать о матери плохо. Она и Бориса Сергеевича от дома отвадила, хотя Костя уже привык, что музыкант частенько к ним захаживает. Какой Борис Сергеевич, когда Коля вернулся!

Вернувшись, сын обнаружил во дворе дома потрепанную, но еще вполне живую «девятку». Как и учил ее Николай, Вера объяснила сыну, что машину купила по случаю. И пусть она сама водить не умеет, но будет учиться. Хотя вообще-то машина – подарок ему, Косте, к началу учебного года. Права он сможет получить, когда исполнится 18, то есть через два года. А пока хорошо бы ему поступить в детскую автошколу: и машину досконально изучит, и водить научится, да и гаишники, которые ведут там некоторые занятия, будут его знать.

Машина и в самом деле была подарком. Перед отъездом Прокофьев сходил с Верой в белгородское МРЭО, и там они оформили акт купли-продажи. Выходило так, что Прокофьев продал «девятку» Вере Хохловой. На деле она к тому моменту уже фактически принадлежала Николову. А тот объявил Вере, что дарит машину своему сыну.

Встречаться с Костей Николай не стал. Издали, на улице, поглядел на сына, когда тот разговаривал с матерью, и ушел. На душе у него после этого, с одной стороны, потеплело, радость какая-то появилась. А еще было приятно от сознания, что он только что подарил сыну машину, пусть и потрепанную. А с другой – какой-то мутный осадок был. Сын был похож на него – и лицом, и манерой разговаривать. А подойти к нему, поговорить, поделиться немалым жизненным опытом Николов не мог. И это рождало горькое чувство. Враги все-таки оказались сильнее его: загнали в яму. Ни развернуться по-настоящему он не может, ни даже с сыном пообщаться.

Другие топили подобные горькие мысли в стакане вина. Но Николай Николов к их числу не относился. Он никогда не жалел себя, никогда не предавался воспоминаниям, не размышлял: что было бы, если бы в свое время поступил не так, а иначе. Всякая рефлексия, как и сентиментальность, были ему совершенно чужды. Сознание своего угнетенного положения рождало в нем лишь одно желание: выбраться из него, бороться, исправить ситуацию. Его нельзя было сломить, лишить воли. Уж чего-чего, а воли у него хватало на десятерых.

Поэтому Николов не слишком удивился и огорчился, узнав об аресте счетов многих тысячников. Да, это означало серьезный подрыв доверия к организации «ННН». Вряд ли кто-то теперь понесет в нее деньги. Наоборот, сейчас все кинутся снимать. Надо приостановить платежи, прекратить всякую деятельность, а затем решать, что делать дальше.

Придя к такому выводу, Николов передал это решение зашифрованной эсэмэской в Курск, своему помощнику Василию. А Вася уже запустил эту информацию в сеть. И теперь по всей стране обманутые вкладчики напрасно требовали у своих сотников обещанные проценты, а те в ответ или твердили, что все операции прекращены по распоряжению Николова, или просто скрывались.

Первый шаг был сделан, теперь надо было решать, как поступать дальше. Сначала – подвести итоги, уяснить создавшееся положение. Итак, что мы имеем? Дружба с правительством не получилась. Как сообщили по ящику, симпатичный мальчик, с которым он вел переговоры, арестован. Теперь ему долго из тюрьмы не выбраться: Николов понимал, как сейчас вцепятся следователи в горло этому клерку. Миллиард, который он перечислил на созданный этим мальчиком счет, можно сказать, пропал зря: ему не удалось купить на эти деньги ни новые возможности, ни общественное положение.

Что же делать? Начать в прессе кампанию по защите своего детища, фирмы «ННН»? Да, это сделать надо, и средства для этого есть. Но ясно, что нужного результата это не даст: подорванную репутацию фирмы вернуть не удастся, и новые вкладчики вряд ли появятся. А без них, без притока дополнительных средств, не удастся возобновить выплаты. Значит, выход один: надо создавать новую организацию. Все начать заново, с нуля.