Эдуард Тополь - Красный газ

Да, все возвращалось на круги своя – жизнь весело, шумно, с песнями, фривольными шутками и кавказскими апельсинами вкатывалась на военно-транспортных самолетах в ямальскую тундру, чтобы через несколько дней все смерти, взрывы и весь ненецкий мятеж забылись и исчезли, словно их и не было. На всей почти пятитысячекилометровой трассе газопровода от Уренгоя до ФРГ и Франции наладчики проверяли готовность компрессорных станций принять первый ямальский газ. В Москве члены правительственной делегации и иностранные гости уже собирали, наверно, дорожные чемоданы, укладывая в них по три пары теплого шерстяного белья.

звенела в самолете гитара.

Но я сидела в праздничном самолете как на иголках и поминутно поглядывала на часы. Я пыталась представить себе, что делает сейчас в Уренгое Худя Вэнокан. Неужели он рискнет проникнуть в КГБ, чтобы прикончить этого Зигфрида Шерца? Черт возьми! Мы гонялись за беглыми зеками, мы выстраивали самые невероятные версии того, как им удалось убить Воропаева, Хотько и Розанова. Зотов даже привез из Яку-Тура потное белье Воропаева!.. И все это время Худя был рядом с нами, следил за нами, водил нас за нос, даже подбросил нам брезентовую рукавицу Залоева, чтобы не уклонились мы от ложного следа. Но кто убивал все-таки? Сам Худя, или он только помог зекам бежать за то, чтобы они убили?…

Мы подлетали к Уренгою. Под нами лежали тундровые газопромыслы, заиндевелые нити газопроводов и Уренгойская головная компрессорная станция, рабочее сердце газопровода. Как по кровеносным сосудам вся кровь стекается к вашему сердцу и затем мощными толчками разбегается от него по всему организму, так и эта станция собирает газ со всего Ямала и гигантскими, сверхмощными турбинами компрессоров начнет посылать его через два дня по восьми нитям газопровода в Европу. В полярной ночи на белом блюде тундры эта станция выглядела неземным сооружением высшей цивилизации, обогнавшей наше человечество на несколько столетий…

Самолет накренился левым крылом и пошел на посадку к переметаемой поземкой посадочной полосе уренгойского аэродрома.

Меня буквально била нервная лихорадка. Что ждет меня в Уренгое? Сообщение об аресте Худи Вэнокана при попытке прорваться к Зигфриду Шерцу? Или – если Худе удалось обмануть гэбэшников – труп Зигфрида Шерца с отрезанными ушами и половым органом?

В уренгойском аэропорту такси не было, а вызывать из нашего угро дежурную машину – это потерять как минимум сорок минут. Пришлось сесть в автобус.

В Уренгое, несмотря на тридцатиградусный мороз и сильную поземку, улицы были полны людьми. Наверное, впервые за эти несколько дней люди безбоязненно высыпали из домов и выстроились в очереди в продовольственных и промтоварных магазинах. Накануне торжественного открытия газопровода здесь, как и в Салехарде, появились дефицитные продукты – даже настоящее, а не ацидофилиновое молоко. Люди спешили набрать продукты не только на праздник, но и впрок, к новогоднему столу… Даже в парикмахерской стояла очередь, и я подумала мельком, что, Боже мой, ведь через два дня действительно праздник, когда же я попаду в парикмахерскую?!

Но эти толпы горожан на улицах замедляли движение автобуса, а я буквально считала минуты – ну скорей же, скорей! На кой черт ждать эту тетку, которая бежит к автобусной остановке с тяжелыми авоськами в руках!

Наконец – площадь перед зданием горкома партии и правительственная трибуна, украшенная кумачом, еловыми ветками и портретами членов правительства – Андропова, Черненко, Устинова, Громыко. На трибуне возятся плотники, прибивают огромный транспарант с надписью: «ТЕБЕ, РОДИНА, СИБИРСКИЙ ГАЗ!» Здесь же суетливо бегает московский архитектор…

Я выскочила из автобуса и – бегом через площадь, к белому двухэтажному зданию местного КГБ. Перед дверью – отдышаться, привести себя в порядок, чтобы выглядеть спокойной. Толкаю дверь на тяжелой пружине, за ней, конечно, – бюро пропусков, вооруженный охранник.

– Вы к кому?

Сую охраннику свое удостоверение следователя милиции.

– Мне нужен майор Громов.

Охранник снимает трубку внутренней связи. В Уренгое управление КГБ не то что в Салехарде – и здание у них новенькое, и даже внутренние телефоны.

Через минуту меня пропустили, я взбежала на второй этаж, отметив про себя, как расфрантились к празднику гэбэшники – в коридоре красные ковровые дорожки, красивые плакаты «КГБ – ЩИТ И МЕЧ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ», и, конечно, портрет Андропова украшен красными лентами. Еще бы им не украшать Андропова – он им и зарплаты повысил, и вообще КГБ у нас теперь – чуть ли не верховная власть. А черную работу делаем, конечно, мы, милиция…

Вот и кабинет заместителя начальника управления майора Громова. За дверью стук пишущей машинки. Оправляю на себе полушубок, шапку, коротко стучу.

Майор Громов сидит за столом, печатает что-то на машинке, рядом с машинкой – портативный магнитофон.

Говорю по уставу:

– Товарищ майор, разрешите обратиться. Следователь Ковина из уголовного розыска…

– Ладно вам, Анечка, – улыбается он, – вольно. Садитесь. Чем могу служить?

– Олег Борисович, – говорю я, показывая, что и мы в милиции знаем их по имени-отчеству. – Я ищу Зигфрида Шерца, американца, которого десантники нашли в совхозе «Светлый путь». Дежурный по штабу в Салехарде сказал мне, что этот Шерц у вас…

Громов молчит, чуть усмехается, но даже эта его умненькая усмешка вызывает у меня облегчение – по крайней мере Зигфрид Шерц жив, иначе Громов не усмехался бы. Конечно, Громову интересно, на кой черт мне этот американец, но он хочет продемонстрировать свою проницательность и задает типично мужской вопрос:

– А что? Он красивый мужчина? – Громов закуривает, в голосе звучит даже ревнивая нотка.

«Ладно, – думаю я, – поиграем в эту игру, ты сам напросился».

– В общем, ничего… – говорю я уклончиво, хотя никогда не видела этого Зигфрида. – Он еще у вас?

– Значит, ты прилетела из Салехарда защищать этого Зигфрида?

«Защищать? Неужели Громов все знает?» Но я еще продолжала игру – сказала:

– Почему защищать? Разве он что-нибудь натворил?

Громов рассмеялся – смех был веселый, открытый.

– Ну, ты даешь! Разведка боем! Молодец! Ладно, успокойся. Кое-что он натворил, но не у нас, а в Удмуртии. Умыл там удмуртского начальника КГБ – покатался на его машине. Хочешь послушать?

Громов нажал на магнитофоне клавишу перемотки кассеты, открутил пленку чуть назад. При этом на его лице было… как бы это сказать – удовлетворение, что ли, тем, что какой-то американец «умыл» удмуртского начальника КГБ. Остановив пленку, Громов включил магнитофон на воспроизведение звука. Похоже, он наизусть знал эту пленку (не ее ли он перепечатывал на машинке), потому что сразу нашел нужное место.