Сергей Васильев - Curriculum vitae [СИ]

В 1994-м окончательно сформировалось понятие «новых русских», полукриминальных нуворишей в малиновых пиджаках. Именно у них у самых первых появились мобильные телефоны и крутейшие, похожие на мавзолеи, памятники. Жили новые хозяева России хорошо, но быстро. Это про них зло шутили непричастные к раздербану страны граждане:

— А нам кажется, что это всё вы купили на народные деньги!

— Да ты гонишь! Откуда такие деньги у народа!

«Йа-йа! — подтверждали „наши западные партнеры“, — натюрлих!»

Народ к тому времени уже ощипали двумя денежными реформами! А к закромам Родины, чавкая и давясь, припала партийная и хозяйственная номенклатура! Партаппарат, бортанув пролетариат раскормленным задом, при попытке приватизировать «нажитое непосильным трудом» был очень быстро оттёрт на обочину жизни более физиологичным и бесцеремонным криминалом. Совпартдеятели позже, обнаружив в кармане кукиш, опомнятся, начнут причитать про славное Советское время, которое «мы потеряли», размазывая сопли по лицу. В 1994-м никаких причитаний не было. Секретари горкомов наперегонки с «красными директорами» и министрами делили наследие «проклятого совка», вырывали друг у друга куски пожирнее, осваивая тюремные навыки «развода» и «кидка». Временщики и мародёры планомерно добивали остатки страны, сдавая дорогим «западным партнёрам» национальные позиции по любому вопросу. Российский министр иностранных дел за свою сговорчивость получил на Западе прозвище «Мистер Йес», в противоположность его советскому предшественнику «Мистеру Ноу».

Вместо разогнанного и расстрелянного Верховного Совета в 1994-м в Москве начала заседать бесправная ГосДума и послушный Совет Федерации. Зато творческая интеллигенция наслаждалась небывалой свободой! Своеобразным «сертификатом» того, что наконец «демократия восторжествовала», явилось возвращение в Россию «живого классика». В мае 1994 года посредственный писатель и талантливый лжец Александр Солженицын с супругой Натальей Светловой спустились по трапу самолета в аэропорту Магадана после 20-летнего проживания за границей. Этот хрен с бугра написал графоманское эссе «Как нам обустроить Россию?», читая которое морщились даже самые преданные фанаты и сочувствующие.

В «черный четверг» 11 октября 1994 года рухнет в преисподнюю курс рубля к доллару, 18 ноября Верховная Рада Украины отменит декларацию о суверенитете Крыма, и в конце года весь пафос бестолковой, но хотя бы формально мирной жизни «новой, демократической России» разобьется о начавшуюся Первую Чеченскую войну.

Историческая справка:

За 1994 г. общий коэффициент смертности увеличился на 8 %, достигнув уровня 15.6 в расчете на 1000 жителей. До 1989 г. он снижался, достигнув своего минимума (10.7). Но уже в 1990 г. он составил — 11.2, 1991 г. — 11.4, 1992 г. — 12.2, и 1993 г. — 14.4. В 1994 г. естественная убыль составила 920.2 тыс. чел., средняя продолжительность жизни равнялась 64.07 лет. Причем 2/3 естественной убыли населения приходится на центральные районы, половина — на Москву и Московскую область и Санкт-Петербург и Ленинградскую область. Наиболее стремительно смертность росла среди мужчин самого экономически активного возраста — 39–50 лет.

Эмиграция из России в страны дальнего зарубежья продолжалась с неизменной интенсивностью после либерализации процедуры выезда в 1986 г. Но если за 1993 г. покинуло страну 116 тыс. чел., то уже в I полугодии 1994 г. этот показатель был удвоен.

9,4 млн человек — это те прямые потери населения, которые понесла Россия в 1992–2001 гг., не считая дальнейших обусловленных этим потерь в будущем, вызванных ухудшением структуры населения. То есть либеральные реформы стоили России почти 10 млн жизней.

В январе 1994-го студенту последнего курса Военно-медицинской академии Григорию Распутину все это было неведомо. Он спешил по скрипучему зимнему снежку на дежурство в госпиталь ветеранов, радостно вдыхая полной грудью колючий морозный воздух. Приключения на «Скорой помощи» и конфликт с криминалом уже забылись, хотя пришлось срочно увольняться и менять квартиру. Но нет худа без добра. В госпитале Григорий получил возможность самой широкой медицинской практики и среди всей безнадёги девяностых нашёл дополнительную опору, чтобы не «съехать с катушек».

Оглядываясь назад, полковник Распутин мог уверенно сказать, что пинок под зад и вкус к жизни, несмотря ни на что, он получил именно в этой «юдоли скорби и печали», во время тотальной разрухи и развала всего, до чего смогли дотянуться шаловливые ручки новодемократов. Потухшим, разуверившимся, потерявшим надежду, Григорий помнил себя в 1992-м году, когда проблемы и беды валились на него одна за другой, и он, мрачно раскуривая сигарету, стоял в загаженном ленинградском дворике, размышляя об уходе из профессии туда, где есть хоть какая-то перспектива — в рэкетиры, в банкиры или еще куда-нибудь, где можно заработать на хлеб с маслом. Вдруг сзади раздался пронзительный звук песни «Идёт солдат по городу». Мимо проехал… Нет! Промчался инвалид-колясочник. На коленях он держал орущий магнитофон и букет цветов. «А солдат попьёт кваску, купит эскимо…». Коляска, лихо затормозив и сделав почти полицейский разворот, проскользнула в арку.

⁃ Это Максим бабушку свою поехал поздравлять с Днём Победы!

Поглощённый происходящим, Григорий не сразу заметил пожилую соседку.

— Она войну медсестрой прошла, потом его растила, пока мать неизвестно где пропадала. А сейчас он о ней заботится. Хотя после Афгана и нелегко ему, но оптимизма не теряет.

Распутин стоял поражённый увиденным и услышанным. В голове не укладывалось, как инвалид может ещё о ком-то заботиться вместо того, чтобы ждать помощи от других.

А из парадного доносилось «Не обижайтесь девушки, но для солдата главное, Чтобы его далекая любимая ждала…».

Эта случайная встреча уничтожила все коммерческие планы Григория, развернув его самого на 180 градусов в направлении госпиталя для ветеранов войн, с твердым намерением помогать таким пацанам, как Максим, а может и самому подпитаться у них непреодолимой жаждой жизни. В лихую годину потрясающих людей родит земля русская, в назидание живущим и для укрепления духа приунывших.

И вот он, параллельно с учебой, два года практикует на Народной улице, не переставая удивляться, сколько «лётчиков маресьевых», «талалихиных», «гастелло» скромно и незаметно живут среди простых смертных! Впрочем, незаметно — до поры до времени, пока не придет та самая минута…