Алла Пазникова - шИзофрЕния

– Анечка, проснись, все в порядке…

Она рванула руку на себя и очнулась, ударившись о прикроватную тумбочку. В ее глазах отчетливо читался панический страх и ужас.

– Где он? – тяжело дыша, спросила Аня.

– Кто? – Коля сел рядом с ней на постель.

– Никто… никто… его нет, нет-нет, – она приподнялась и жалобно посмотрела на Колю. – Не оставляй меня…

Он нежно обнял ее, укутанную в одеяло, и погладил по голове:

– Тебе просто приснился кошмар…

– Да, – странновато улыбнулась Аня, – такая чушь… Клип группы «Billy Talent» снился, ну, этот, который с тобой сегодня видели, на песню «Fallen leaves», где все эти чудища и монстры… Привиделось: как будто я к ним попала…

– Это все усталость… Вот страшилки и снятся, – успокаивал ее Коля, ласково поглаживая по спине.

– Ты меня совсем, как мама в детстве, утешаешь. Правда, она еще и сказки читала, если мне снились кошмары. Ты любишь сказки, Коль?

– Я фэнтези люблю.

– Ой, это чушь, – она склонила свою голову на его плечо. – Все фэнтези бездарный суррогат сказок. А я любила сказки Андерсена. Все несчастные люди пишут сказки, и он писал. Больше всего мне нравилась «Дюймовочка». У меня даже любимая игрушка с ней была в лилии такой пластмассовой…

– А почему именно «Дюймовочка»?

– Ну, она страдала, боролась и добилась счастья. А потом даже имя поменяла на более светлое – Майя. Только я всегда маму спрашивала: почему же Дюймовочка не вернулась к своей матери, той женщине, которая вырастила ее из цветка? Причем даже не попыталась вернуться, ни разу не попыталась, даже когда вышла замуж за принца эльфов… Я бы вернулась, если бы это было в моих силах… А мама говорила, что судьба женщины – жертвенность, то есть забота о счастье мужчины и детей. Эх, мама… – Аня уткнулась носом в Колино плечо. – Она любила, как и моя… гм, подруга детства… сказку «Русалочка». Вот уж где жертвенность, так жертвенность… Не находишь?

– Это классика…

– Глупость это, Коль, вот что, – взглянула ему в глаза Аня. – Все это самоотречение – чушь. Принц, в которого Русалочка влюбилась, эгоист же настоящий был. Он, когда на принцессе женился, заявил Русалочке, типа: порадуйся за меня, ты же меня так любишь! Вот после такого я бы его точно зарезала, чтобы спастись… А она пеной предпочла стать…

– Ну, она же добрая… Хорошо поступила…

– С ней зато не очень… хорошо поступили. Была только тенью любимого, красивым украшением интерьера его дворца, а потом еще и умерла, исполнив роль жертвы. Вот скажи, Коль, ты бы согласился быть всего лишь тенью человека, которого любишь? То есть вроде и быть, но как бы понарошку?

– Как-то не знаю… – Коля опустил глаза, взял ее правую руку и погладил. В районе сгиба локтя он увидел старые следы от уколов, до сих пор не сошедшие, и въевшиеся шрамы на запястье, которые Аня в холодное время прятала в длинные рукава свитера, а летом прикрывала напульсниками. Он перевел взгляд на нее.

– Итак, как насчет побыть тенью любимой? – напомнила ему Аня, приблизив свое лицо к нему. – Я бы… так не вредничала, как сказочный принц…

– Твоей тенью?.. – в предвкушении исполнения желания проговорил Коля, задевая губами ее нежно-розовый ротик.

– И моей жертвой, – хитро улыбнувшись, пояснила она и пылко его поцеловала.

* * *

Ее тонкое белое тело стало его, растворившись в объятиях. И ему казалось, что ни его, ни ее больше нет, есть только что-то единое, не имеющее ни имени, ни пола. А линии, мягкие линии, легкое дыхание и запах моря огненного превратились в вечность здесь и сейчас, затмив все былое и грядущее, плохое и хорошее, безобразно-красивую жизнь. Движение стало сутью, его и ее сутью, их существом, сущностью, сражением и любовью. Диагнозом. Безумием. Неизлечимой болезнью. Мгновенной смертью. Да! Всегда, вечное всегда его страстей и желаний – реальность! Реальность… Реальность ли?.. И что-то оборвалось внутри, полетело в бездну на острые страшные камни. И хоть свободное падение было завораживающе прекрасно, и она все еще была им, а он ей, но, как будто изнемогая от потери священного счастья, он повторял, повторял, повторял как молитву бессвязные слова…

По изгибам запястий

и отпечаткам пальцев

я искал тебя

в этом

Богом забытом

крошечном городке,

что уже давно

не отмечают на карте

мрачных лет

моих снов о тебе

плачет колокол,

и это, к несчастью,

только

блеф вечной осени

на земле

моя участь предельна

и сугубо печальна:

знать, что нет тебя

нет тебя

тебя нет.

Аня сидела полностью одетая на стуле и держала около уха Колин мобильный телефон. Он спросонья потянулся, улыбаясь ей.

«Да, – ответила кому-то по телефону корреспондентка. – Но… Подожди-подожди, но мы же со всем этим окончательно опоздали… Или нет?.. Нет. А почему? То есть… эм, когда он пойдет-то?.. А-а-а, без спец. выпуска, просто в рамках обычной воскресной сетки… Но для “Политики в реальном времени” все-таки?.. Ага… Хорошо, всё – до связи», – Аня нажала сброс на мобильном.

– Я Гале дозвонилась, – пояснила Аня проснувшемуся Коле. – В общем, она идею с продолжением репортажа поддержала, так как Куманина-старшего Гареев все-таки хочет добить посредством сына…

– Анечка, а ты такая красивая утром, – ласково проговорил Коля.

– Что?

– Я…

– Сейчас не до романтизмов, – грубо оборвала его Аня. – Надо…

Речь корреспондентки неожиданно нарушил ее весело зазвонивший телефон, который невыключенным лежал во внутреннем кармане кожаной куртки со вчерашнего вечера. Аня сморщила носик, медленно достала мобильный и недовольно посмотрела на экранчик: Дятлов все-таки ее отыскал.

Аня: Алло!

Дятлов: Анна?

А.: Да.

Д.: Александрова? Корреспондент TV-O?

А.: Максим Викторович, Вы шутите? Естественно, это я. А откуда Вы мой номер телефона узнали? ( Коля, поняв, кто звонит, возмущенно пытается ей что-то сказать. Но Аня останавливает его, показав кулак. )

Д.: Ты не одна, что ли? ( Прищелкивает языком, проигнорировав вопрос. )

А.: Не совсем…

Д.: С этим что ли, оператором своим? ( Голос становится издевательским. )

А.: Ну, эм, как бы…

Д.: Постой, а ты где?

А.: Максим… гм, Викторович, в Усть-Гилинске мы… еще…

Д.: Я же тебе вчера сказал, чтоб вы отсюда убирались. ( Говорит грозно и недовольно. )

А.: Поздно было, в гостиницу… «Меланхолия»… нам пришлось идти…

Д.: Да-а-а?.. ну, ладно… Тогда сейчас быстрей манатки собирайте и уезжайте.

А.: Конечно-конечно… ( Старается быть максимально мягкой. )

Д.: Кстати, можешь говорить мне «ты». ( Ухмыляется. )

А.: Ну, я как-то по привычке… Столько всего произошло, я еще не отошла, поэтому…

Д.: Какая же ты все-таки… ( Смеется. )