Фредерик Форсайт - Икона

Стоящая миллиард долларов техника отказала, он будет теперь полагаться на своих старых союзников в Большой игре: инстинкт, выдержку и удачу. Он просил Бога, чтобы они не подвели ею.

Игорь Комаров дочитал последнюю страницу записей и откинулся на спинку кресла. Он никогда не отличался здоровым цветом лица, но сейчас, как заметил Гришин, его лицо было белым как бумага.

— Плохо, — сказал Комаров.

— Очень плохо, господин президент.

— Тебе бы давно следовало его поймать.

— Его укрывает чеченская мафия. Мы теперь знаем об этом. Они живут как крысы в своём подземном мире.

— Крыс можно истребить.

— Да, господин президент. И их истребят. Когда вы станете абсолютным лидером этой страны.

— Они должны заплатить.

— Они заплатят. Всё до последнего.

Комаров не сводил с него своих светло-карих глаз, но взгляд был отсутствующим — Комаров видел перед собой другое время и другое место. Время в будущем и место сведения счётов со своими врагами. На его скулах загорелись два ярких красных пятна.

— Возмездие. Я хочу возмездия. Они напали на меня, они напали на Россию, напали на Родину. Нет пощады таким подонкам…

Голос его все повышался, руки начали дрожать, гнев преодолевал его обычный самоконтроль. Гришин знал, что если он умело представит собственную точку зрения, то может добиться своего. Он перегнулся через стол, заставляя Комарова смотреть ему в глаза. Постепенно гнев утих, и Гришин понял, что можно говорить.

— Выслушайте меня, господин президент. Пожалуйста, выслушайте. То, что мы теперь знаем, позволяет нам действовать по-другому. Вы получите возможность отыграться.

— Что ты хочешь этим сказать, Анатолий Гришин?

— Главное в работе контрразведки, господин президент, — это выведать планы врага. Их мы теперь знаем. Отсюда ясны превентивные меры. Они уже принимаются. Через несколько дней не станет избранного кандидата на всероссийский трон. Теперь мы узнали ещё об одном из их намерений. И я снова предлагаю и предотвращение, и возмездие. Сразу и то и другое.

— Всех четверых?

— Выбора не может быть.

— Не должно остаться никаких следов. Ещё не время. Ещё слишком рано для этого.

— Никаких следов не найдут. Банкир? Сколько банкиров убили за последние десять лет? Пятьдесят? Самое меньшее. Вооружённые люди в масках, разборка. Это происходит то и дело. Милиционер? Долгоруковские будут счастливы получить такой заказ. Сколько ментов уничтожили? Опять же это случается каждый день. Что касается этого дурака генерала — неудавшееся ограбление. Самая обычная вещь. Что до священника, так секретаря застали ночью в кабинете, искал там что-то. Застрелен казаком, которого, в свою очередь, убил, умирая, вор.

— И ты думаешь, кто-нибудь этому поверит?

— У меня есть человек в резиденции, который поклянётся, что всё так и было.

Комаров взглянул на бумаги, которые он прочитал, и на кассету, лежащую рядом. Он слабо улыбнулся.

— Ну хорошо. Мне больше ничего не надо знать об этом. Я утверждаю, что не знаю об этом больше ничего.

— Но вы желаете, чтобы четыре человека, решившие вас уничтожить, прекратили своё существование?

— Конечно.

— Благодарю вас, господин президент. Это всё, что я хотел узнать.

Комната в гостинице «Спартак» была зарезервирована на имя господина Кузичкина, и человек, носящий эту фамилию, там зарегистрировался. После чего покинул гостиницу, при выходе сунув ключ от своей комнаты Джейсону Монку. Монк направился наверх, а тем временем чеченцы заняли позиции в холле, на лестничной клетке и около лифтов. Нужно было сделать несколько коротких звонков; это не представляло большой опасности, ибо если номер выследят, то обнаружат комнату в гостинице, не принадлежащей чеченцам, далеко от центра города.

— Генерал Петровский?

— Опять вы?

— Вы, кажется, разорили осиное гнездо.

— Не знаю, откуда вы получаете информацию, американец, но она оказывается чрезвычайно полезной.

— Спасибо. Но Комаров и Гришин так этого не оставят.

— А как насчёт долгоруковских?

— Слабые игроки. Главная опасность — Гришин и его «чёрная гвардия».

— Это вы распустили слух, что их предал старший офицер из «чёрной гвардии»?

— Мои друзья.

— Хитро. Но опасно.

— Слабое место Гришина — это те бумаги, что вы захватили. Думаю, они доказывают, что мафия финансировала Комарова всю дорогу.

— Над ними работают.

— Как и над вами, генерал.

— Что вы хотите сказать?

— Ваша жена и дочь ещё здесь?

— Да.

— Я бы хотел, чтобы вы увезли их из города. Сейчас же, сегодня вечером. Куда-нибудь подальше, в безопасное место. И вы тоже уезжайте. Перебирайтесь в казармы СОБРа. Прошу вас.

Наступила пауза.

— Вы что-то знаете, американец?

— Пожалуйста, генерал, уезжайте. Пока есть время.

Он положил трубку и, подождав немного, набрал другой номер. Телефон зазвонил на столе у Леонида Бернштейна в Московском федеральном банке. Была уже ночь, и включился автоответчик. Не имея номера домашнего телефона банкира, Монк мог только желать, чтобы Бернштейн проверил автоответчик в ближайшие несколько часов.

— Господин Бернштейн, это тот, кто напомнил вам о Бабьем Яре. Пожалуйста, не ходите в банк, какими бы срочными ни были дела. Я уверен, что в штаб-квартире СПС уже знают, кто стоит за решением не давать Комарову возможности показываться на телеэкранах. Ваша семья находится за пределами страны; поезжайте к ним и не возвращайтесь, пока здесь не будет безопасно.

Он снова положил трубку. Хотя он не узнал этого, но на пульте компьютера в прекрасно охраняемом доме вспыхнул огонёк и Леонид Беркштейн, не проронив ни слова, выслушал послание Монка.

Третий звонок был в резиденцию патриарха.

— Слушаю.

— Ваше святейшество?

— Да.

— Узнаете мой голос?

— Конечно.

— Вам следует уехать в Загорский монастырь. Оставайтесь там некоторое время и никуда не выходите.

— Почему?

— Я боюсь за вас. Вчерашний вечер доказал, что положение становится опасным.

— У меня завтра торжественная литургия в Данилевском.

— Митрополит сможет заменить вас.

— Я подумаю над тем, что вы сказали.

Он снова положил трубку. На четвёртый звонок ответили после десятого сигнала, и грубый голос произнёс: «Да?»

— Генерал Николаев?

— Кто это… подождите минутку, я узнал вас! Вы тот самый чёртов янки…

— Да, это я.

— Больше никаких интервью. Сделал, что вы хотели, высказался. Больше не буду. Вот так. Слышите?

— Я буду краток. Вам следует уехать и пожить с вашим племянником на военной базе.

— Почему?

— Некоторым бандитам не понравилось то, что вы сказали. Я думаю, они могут навестить вас.

— Головорезы, э? Ладно, чепуха это. Ну их на… В жизни не отступал, мой мальчик. А теперь слишком поздно.