Фредерик Форсайт - Икона

На следующий день после беседы Монка с Николаевым ФАПСИ поймало сигнал. Сотрудник позвонил Гришину в особняк рядом с Кисельным бульваром.

— Он выходил на связь, — сообщил он.

— Вы перехватили сообщение?

— Да, и оно не коммерческое. Он пользуется одноразовым шифроблокнотом. Это не расшифровывается.

— Откуда он передавал?

— Большая Москва.

— Прекрасно! Такое маленькое местечко! Мне нужно знать, из какого здания.

— Наберитесь терпения. Кажется, мы знаем, каким спутником он пользуется. Это, вероятно, один из двух спутников «Интелкор», пролетающих над нами ежедневно. Над горизонтом они появляются по одному. Мы сосредоточим на них внимание.

— Так действуйте, — сказал Гришин.

В течение шести дней армия сыщиков Гришина, наводнившая улицы, не могла обнаружить Монка. Начальник службы безопасности СПС был озадачен. Человек должен быть в Москве. Или он зарылся в норку и боится пошевелиться, и в этом случае он почти не опасен; или он ходит по улицам, выдавая себя за русского, изменив свою внешность, но это скоро раскроется; или он ускользнул после безрезультатного контакта с патриархом. Или его укрывают: кормят, дают ночлег, переодетым перевозят с места на место, защищают, охраняют. Но кто? У Гришина на эту загадку не находилось ответа.

Через два дня после разговора с доктором Проубином в «Ритце» сэр Найджел Ирвин прилетел в Москву. Его сопровождал переводчик, потому что, хотя Ирвин и владел немного русским, теперь он настолько забыл его, что не решался вести на нём сложные переговоры.

Человеком, которого сэр Найджел привёз с собой, оказался бывший солдат Брайан Маркс, только на этот раз он имел свой собственный паспорт на имя Брайана Винсента. В иммиграционном зале офицер паспортного контроля ввёл их имена в компьютер, но ни один из них не оказался недавним или частым визитёром.

— Вы вместе? — спросил он. Один из прибывших был явно старшим, худой, седоволосый и, как указывалось в паспорте, старше семидесяти; другой — в тёмном костюме, в возрасте около сорока, но крепкий на вид.

— Я переводчик этого джентльмена, — сказал Винсент.

— Мой русский нехорош, — любезно пояснил сэр Найджел на плохом русском языке.

Офицер потерял к ним всякий интерес. Иностранным бизнесменам часто требовались переводчики. Некоторые нанимали их в бюро переводов в Москве; другие магнаты привозили их с собой. Нормальное явление. Он махнул рукой, показав, что можно пройти.

Они остановились в «Национале», где до них останавливался несчастный Джефферсон. Сэра Найджела ожидал у портье конверт, оставленный для него двадцать четыре часа назад смуглым человеком, чеченцем, которого никто не запомнил. Письмо передали вместе с ключом от номера.

В конверте лежал листочек чистой бумаги. Если бы его перехватили или потеряли, то особого вреда это не нанесло бы. Сообщение было написано не на бумаге, а лимонным соком на внутренней стороне конверта.

Открыв и положив конверт на стол, Брайан Винсент взял из фирменного коробка, лежавшего на тумбочке, спичку, зажёг и осторожно нагрел бумагу. На ней выступили бледно-коричневые цифры — номер частного телефона. Запомнив его, сэр Найджел велел Винсенту сжечь бумагу дотла, а пепел спустить в туалет. После чего они спокойно пообедали в отеле и подождали до десяти часов.

Когда телефон зазвонил, трубку снял сам патриарх Алексий Второй, потому что номер этого личного телефона, стоявшего на столе в его кабинете, знали немногие, и все они были ему известны.

— Да? — осторожно произнёс он.

Голос ответившего был ему не знаком; человек хорошо говорил по-русски, но не был русским.

— Патриарх Алексий?

— Кто говорит?

— Ваше святейшество, мы не знакомы. Я всего лишь переводчик джентльмена, приехавшего со мной. Несколько дней назад вы были так добры, что приняли священника из Лондона.

— Помню.

— Он предупредил вас, что приедет другой человек, более значительный, для частной беседы с вами, чтобы обсудить дело чрезвычайной важности. Этот человек рядом со мной. Он спрашивает, не примете ли вы его.

— Сейчас, сегодня вечером?

— Быстрота — самое главное, ваше святейшество.

— Почему?

— В Москве есть силы, которые скоро узнают этого джентльмена. За ним установят слежку. Важна осторожность во всём.

Этот аргумент определённо напомнил о чём-то нервничавшему патриарху.

— Понятно. Где вы сейчас?

— В нескольких минутах езды. Мы готовы.

— Тогда через полчаса.

На этот раз заранее предупреждённый казак, не задавая вопросов, открыл дверь, а снедаемый любопытством отец Максим провёл посетителей в личный кабинет патриарха. Сэр Найджел воспользовался лимузином, предоставленным «Националем», и попросил шофёра подождать его у тротуара.

Как и в прошлый раз, патриарх Алексий был в светло-серой рясе с простым наперсным крестом. Он поздоровался с пришедшими и пригласил их сесть.

— Позвольте мне сначала извиниться за то, что моё знание русского настолько слабо, что мне приходится разговаривать через переводчика, — сказал сэр Найджел.

Винсент быстро перевёл. Патриарх кивнул и улыбнулся.

— А я, увы, не говорю по-английски, — ответил он. — А, отец Максим, пожалуйста, поставьте кофе на стол. Мы справимся сами. Можете идти.

Сэр Найджел начал с того, что представился, однако стараясь не упоминать того факта, что он когда-то был очень важным офицером разведки. Он сказал лишь, что является ветераном британской дипломатической службы (это было почти правдой), теперь в отставке, но вызван для выполнения задания — провести переговоры.

Не упоминая о совете Линкольна, он рассказал, что «Чёрный манифест» показали ряду лиц, пользующихся безграничным влиянием, и все они были глубоко потрясены его содержанием.

— Как, без сомнения, были потрясены вы сами, ваше святейшество.

Когда русский перевод закончился, Алексий мрачно кивнул.

— Вот почему я приехал сказать вам, что ситуация в России в данный момент касается нас всех, людей доброй воли в России и за её пределами. У нас в Англии был поэт, который сказал: ни один человек не может быть островом. Мы все — части одного целого. Потому что, если Россия, величайшая в мире страна, падёт под рукой жестокого диктатора ещё раз, это станет трагедией для нас на Западе, для народа России и больше всего для святой Церкви.

— Я не сомневаюсь в ваших словах, — сказал патриарх, — но Церковь не может вмешиваться в политику.

— Открыто — нет. И всё же Церковь должна бороться со злом. Церковь всегда занималась моралью, не так ли?

— Конечно.

— И Церковь имеет право стараться защитить себя от разрушения и от тех, кто пытается разрушить её и её миссию на земле?

— Без сомнения.