Ант Скаландис - Заговор посвященных

А это неможно. И не потому что грех, не потому что хуже кому-то будет, не потому что неправильно или, скажем, некрасиво, негуманно, безнравственно, неумно, опасно, страшно, вообще паршиво, хотя и все верно, а потому что неможно. Вроде и стоило бы по-современному сказать «нельзя», а «неможно» все-таки лучше, потому что сильнее звучит.

«Вот почему ты, брат Шагор, на пару с Микисом Последнюю Русскую революцию удумал — испугался ты, брат Шагор!» — подумал Симон.

И вдруг оказалось, что не подумал он это, а сказал. Может, и не вслух, но оба собеседника услышали Симона и посмотрели на него с тревогой и уважением. А Симон продолжил, теперь уже вслух:

— Я тебя понял, брат Шагор. Я должен сейчас сделать выбор. Постараюсь. Возник вопрос: дать ли возможность всем людям сделаться Посвященными? Хороший вопрос. Владыка Урус со своими пернатыми братьями отвечать на него не будет, взмахнет крыльями, да и улетит от греха подальше. И решать придется нам пятерым, если не четверым. Анна-то, пожалуй, не в счет. Я правильно понял?

— Нет, все-таки семерым, — поправил Шагор. — Вычеркивать мы никого не вправе. А Микис имеет отныне равный с нами голос. Уж если Давид ничто-же сумняшеся берет на себя функции Розовых Скал, значит, и мы можем пренебречь волей древних и посчитать генерала Золотых одним из нас.

— Так уж ли пренебречь, — заговорил вдруг Золотых. — Странное место попалось мне однажды в Канонических Текстах. Вот послушайте:

Когда перед людьми из высшей касты поднимется тяжелая проблема, которую решить не в силах будет безумец, что дерзнул её поставить, лишь семеро ответ найти сумеют, лишь семеро, подав друг другу руки, один из них, возможно и такое, от высшей касты будет в стороне…

Возможно и такое. Как вам нравится, господа, это «возможно»?

— Мне очень нравится, — сказал Шагор. — Изящное словечко, как все у древних, и главное, на месте стоит. Нам предлагают попробовать, что получится. Так мы все трое вместе, господа?

— Я бы этого не сказал… — проговорил Симон.

Он уже читал мысли двух других, и они, кажется, читали его мысли, и Шагор оказался удивительным образом прав, нет, не в последней своей реплике, а когда утверждал, что у всех семерых — разные цели, потому что из двух возможных ответов на вопрос присутствующие выбрали три разных варианта — три варианта из двух возможных! (Вспомнилось знаменитое поучение Бжегуня жандармам следственного отдела: «На вопрос „До или после?“ существует, как минимум четыре ответа, господа: до, после, во время и вместо».) И уже было ясно, что пятеро найдут пять вариантов, а семеро — семь и ничего, ничего не получится, не ограничатся они Содомом, будет, будет у них и Гоморра..

И тогда дверь распахнулась, и Гоморра вошла, то есть Изольда вошла, почему-то одна, без Тристана.

— Где Давид?! — буквально завизжал Шагор в предчувствии страшной и пока лишь ему одному понятной беды.

— Кто-то опять убил его, — выдохнула Изольда. И Шагор упал как подрубленный.

— Идиотка, — проворчал Микис, — неужели так трудно называть вещи своими именами? Его нельзя убить. Он просто ушел. Удрал. Бросил нас.

Помолчав, добавил, глядя на Шагора:

— И этот туда же.

Потом заметил, что бывший Великий Князь шевелится, и сказал:

— Зовите врача. Ну вас всех к черту!

Врач пришел сам, буквально через полминуты. Это был Шумахер.

Они направлялись в номер Симона все четверо, но Давид вдруг выкинул фортель: напал в вестибюле на охранника, ухитрился отнять пистолет, из коего открыл беспорядочную стрельбу, и был убит подоспевшим товарищем обиженного офицера.

— Экстрасенс чертов! — кипел Шумахер. — Не мог цивилизованно и тихо удалиться на тот свет, умертвив себя усилием воли. И вообще не могу понять, почему он до сих пор не владеет техникой перемещения по уровням, разработанной шарками. Пижон недорезанный!

А Изольда, подойдя к Давиду, лежащему с простреленной головой в небольшой лужице крови, убедилась, что он в очередной раз мертв, и сначала впала в транс, а потом вдруг сорвалась с места и рванулась к лестнице и вверх по этажам с криком «Симон! Сим-Сим!»

Шумахер не захотел бросать тяжело ступавшего старика Уруса, поэтому вдогонку не бросился. Они спокойно подъехали на лифте. И в номере оказались чуть позже.

— Быстрее, Борис, — сказал Симон, — Шагору плохо.

— Кому?! — не поверил Шумахер. — Вы что, издеваетесь надо мной?

Но Владыке Шагору действительно было плохо. Он лежал на диване бледный, дыхание стало едва заметным, а пульс — нитевидным. Острый сердечный приступ — медицинского образования не требовалось, чтобы это понять.

И пока Симон по телефону отдавал охране распоряжения относительно убитого Давида, Шумахер встал возле больного на колени, взял его руку и долго напряженно вслушивался.

— Попросить, чтобы принесли аптечку? — робко прошептал Золотых.

— О высшая мудрость! — возопил Шумахер. — Величайший в мире ученый и маг, можно сказать, спаситель человечества пытается теперь вытащить с того света самого дьявола, а ему предлагают аптечку.

Ах, Микис Антипович, да вы только подумайте, что вы такое говорите, право слово, это же…

И вдруг он замолчал внезапно и отпустил руку Демиурга.

— Все, — проговорил Шумахер тихо. — Амен.

И в ту же секунду на мир опустилась такая оглушительная тишина, что Симон успел подумать: «А вот и конец света».

Однако Шумахер поднялся с колен и предложил:

— Пойдемте, господа, пойдемте в другую комнату. Здесь не надо никому быть, не надо…

Их было теперь пятеро. Они сели вкруг стола, и Владыка Урус спросил:

— Мы встретимся с Шагором там? Как вы думаете, Борис?

— Думаю, нет. Такие, как он, если умирают, то умирают навсегда.

— Стирание информации из памяти Розовых Скал, — проговорила Изольда.

— Думаю, да, — согласился Шумахер.

— Ну что ж, — вздохнул невозмутимый Микис, быстро приходя в себя. — Совещание, я так понимаю, отменяется.

— Совещание в Кремле? — удивился Симон.

— Да нет же, поручик, или кто вы там… генерал. На кремлевское совещание мы уже скоро с вами побежим. Я говорил о нашем внутреннем совещании.

— По какому вопросу? — заинтересовался Шумахер.

— А, не важно, — махнул рукой Золотых. — Вопрос уже мертв. Главный докладчик — тоже.

— Ты не прав, Микис, — сказал Симон. — Ты сам себе противоречишь. Давид же просто ушел от нас и теперь все решит сам.

— Вот именно, — проворчал Микис, — значит, мы можем считать себя мертвыми. Извините, я немножко перепутал.

А Шумахер пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Выходит, и древние иногда ошибались. Семеро-то не сумели подать друг другу руки. И значит, ответ найдет все-таки безумец.

— Я понял, о чем тут речь, — вступил Владыка Урус. — Вы все сейчас не правы. Древние не могли ошибаться. Просто это не тот случай. Время ещё не пришло. Ошиблись вы, Микис. И я могу дать вам только один совет: занимайтесь своими, земными делами. У вас их сейчас много будет. И на вас генерал, хватит, и на Симона, и на Шумахера.