Андрей Прохоров - Индексация

Максим с детства был строен и спортивен и неоднократно выступал сначала на школьных, а затем и институтских соревнованиях по лёгкой атлетике. Любимой его дистанцией было 400 метров, которые он в лучшие годы пробегал, выбегая из 50 секунд, что соответствовало званию кандидата в мастера спорта. Для разнообразия в школе ходил на секцию волейбола, а в институте в секцию восточных единоборств «Кёкусинкай» и даже имел синий пояс и 7-ой кю.

Любовь к спорту Максу привил его отец – Сергей Алексеевич Пахомов, школьный учитель физкультуры.

Максим всегда помнил отца на школьной спортивной площадке со свистком во рту, его громогласные и резкие команды ученикам и обращение к ним – «балбесы» или «шкеты». В то же время, он не мог не замечать в глазах у сверстников уважение к его отцу и зависть по отношению к нему.

Отец стал с ним заниматься с 12 лет, потому что до этого Макс был «захвачен в плен» желанием матери дать сыну музыкальное образование. Она тоже была учителем в школе, но другой дисциплины – музыки.

Свою маму – Лилию Владимировну Пахомову (в девичестве – Изотова), Макс всегда помнил с надетыми на плечи ремнями баяна «Этюд» и ту лёгкость, с которой она обращалась с этим, довольно-таки, увесистым инструментом.

То, что баян был тяжёлым, Максиму приходилось познавать на протяжении пяти долгих лет обучения с 7-до 12 лет. Но не это было главной трудностью в освоении нелёгкой музыкальной науки, а все эти сольфеджио, диезы и бекары. Бесспорным обстоятельством его нелюбви к музыке явилось, конечно же, полное отсутствие желания заниматься ею. Хотя музыкальный слух у него был и притом весьма тонкий.

Как-то раз, мама, услышав взятые Максом верхние ноты какой-то песни, достала сборник музыкальных песен и сказала:

– Ну-ка, спой эту, а я тебе подыграю.

Легковерный Максимка, без тени подозрения исполнил песню под аккомпанемент маминого баяна и был «приговорён» к должности солиста в школьном музыкальном хоре.

Городские конкурсы школьной художественной самодеятельности в те времена, проходили ежегодно и роль солиста школьного хора была закреплена за Максом почти до 14-летнего возраста – возраста ломки голоса. После этого мама отстала и Максим полностью был отдан в распоряжение отца.

Родители были с одного года рождения – года окончания войны. Они оба были из одного детдома и практически всю свою сознательную жизнь, а это почти 70 лет, прожили вместе, так сказать, рука об руку. Таких детей ещё называли – «дети войны».

Они видели всё: и голод, и разруху, и болезни, и бытовые неудобства, прошли через все трудности послевоенного восстановительного периода. Но всё это делали вместе, от этого становилось немного, но легче.

Жажда жизни у «детей войны» сильна, как ни в ком ином. И пусть нет родственников и близких, зато у мамы был папа, а у папы была мама. Они, как альпинисты, шли по жизни в одной связке и вытягивали друг друга из пропасти и подстраховывали друг друга над пропастью, не надеясь ни на чью помощь.

Макс был не единственным ребёнком в семье, у него была старшая сестра. Их разница с сестрой в возрасте составляла 10 лет. Макс помнил, что когда он пошёл в первый класс, то его сестра, заканчивающая школу, казалась ему такой взрослой, большой и недосягаемой, что он чувствовал себя просто «мелким заморышем».

Полина была красавицей, как дитя, рождённое в любви. Она взяла от родителей всё самое лучшее. От папы, она унаследовала шикарную русую шевелюру и стройную фигуру, от мамы взяла карие глаза и классические пропорции лица.

Однажды, в начале 90-х, она даже участвовала в популярных тогда конкурсах красоты и завоевала титул «Вице-мисс» города Белогорск, Южноуральской области. Но, так как была однолюбом, как мама, то с лёгкостью отказалась от многочисленных предложений из модельного мира и шоу-бизнеса, а также богатых поклонников и посвятила себя любви единственному человеку – своему однокласснику Вадиму. Вскоре, после прихода Вадима из армии, они поженились и родили себе двух прекрасных дочек. Полина заочно закончила мединститут и работала врачом-реаниматологом на станции скорой помощи города Белогорска.

Любовь же к Максу со стороны родителей, как к относительно позднему ребёнку, не имела никаких прецедентов.

Их заботой и вниманием он был окружен, как «Паулюс под Сталинградом».

Забота ощущалась практически всегда и везде.

Когда Макс поступил в Уральский государственный политехнический институт, имеющему военную кафедру, ему приходилось на неделю уезжать из родного дома и жить в студенческом общежитии.

В воскресенье, мама обычно собирала ему полную сумку с продуктами на неделю: картофель, одноразовые суповые пакеты, сухари, шмат домашнего сала, консервы и солёности, варенье и чай. Всё это в молодые, голодные, студенческие годы поглощалось в полном объёме и порой даже не хватало, поэтому Макс «подпитывался» у молодых однокурсниц, оказывая им простые ремонтные услуги. Кому-то петли на двери поменять, кому-то стекло вставить, кому-то тумбочку собрать или передвинуть шкаф.

Конечно, однокурсницы заглядывались на высокого и симпатичного брюнета, а просьба помочь «передвинуть мебель», скорее имела иной смысл, то бишь познакомиться и развить отношения дальше. Но «рукастый» однокурсник держался нейтрально, хоть не отчуждённо, и, сделав работу, поглощал предложенный обед и уходил со словами:

– Если что, то моя комната 612. Обращайтесь.

Но, как бы ни крепился молодой парень, всё же гормоны сделали своё дело.

Со своей будущей женой – Ириной, Макс познакомился, когда ему было всего 20 лет, в 1997 году, на студенческой практике в стройотряде в посёлке Дагомыс, куда их направили от учебных заведений на всё лето. Море, солнце, фрукты и молодое вино, которые он позволял себе по вечерам после смены, явились дополнительным катализатором для обострения природных инстинктов.

Молодую девушку, работающую штукатуром в другой бригаде, он приметил сразу.

Она была среднего роста, с идеальной фигурой и очень симпатичной, настолько, что в сознании Макса всегда возникал диссонанс между внешним образом девушки и работой, которую она выполняет. Он представлял её скорее участницей какого-нибудь конкурса красоты, нежели в студенческой строительной робе и с ведром раствора.

Иринка была весёлой и улыбчивой, громкой и работящей. Шутки и подколки сыпались из неё практически беспрестанно. Как казалось Максу, она была светлым и чистым человечком.

Иринка тоже бросала взгляды на Макса, в которых зачастую сквозил вызов, типа, слабо подойти?

И однажды Макс подошёл… И не отходил почти 10 лет!

Их первый поцелуй был настолько страстным и голодным, что они кусали друг друга (разве что не грызли), впивались дёснами и высасывали губы, причиняли лёгкие раны и снова губы в неистовстве смыкались в единую субстанцию. Голод был ненасытен. Губы были синими.