Лесли Уоллер - Посольство

– Давай купим тебе такой.

Нэнси Ли наморщила носик:

– Как тебе нравится твой новый босс, Фаунс?

Красивое лицо Хефте помрачнело.

– У меня нет босса. Я сам себе хозяин. – Шум машин оглушал.

– Ну и правильно, Дрис. Так эта затея с мечетью все еще в силе?

– Конечно. Ее никто и не отменял.

– Отлично. Где это мы? Саут-Молтон-стрит? Смотри, и машин нет. Похоже, пешеходная улица. – Они уклонились от маршрута, заходя в магазины; теперь они вошли в бутик под названием «Бриктон». Там она остановилась у витрины и стала расхваливать ее содержимое.

Одна из продавщиц прислушалась к ее словам – трусики, комбинация, платье, юбки, блузки.

– Я получила кое-что новое, – вступила в разговор хозяйка.

Хефте наскучили эти разговоры, и он через окно разглядывал прохожих. Бриктон деловито отобрала несколько вещей, отпустила продавщицу и предложила Нэнси Ли:

– Вы не хотели бы это примерить, мисс?

– Да. Я долго не задержусь, Дрис.

Он повернулся: Нэнси Ли шла следом за толстухой с оранжевыми волосами, лица которой он не видел. Через мгновение он позабыл о ней. Через улицу он увидел магазин мужской обуви. Они сейчас же туда зайдут. Слишком долго из-за Берта он вел аскетическую жизнь. Он купит девушке все, что она захочет, а потом возьмет для себя пару ботинок из змеиной кожи, которые стоят в витрине.

Бриктон в примерочной говорила тихо, но едва сдерживая гнев:

– Совершенно безответственно, Нэнси. Я думала, ты лучше соображаешь. Никто сюда не должен приходить, а особенно эти из ООП.

– Поверь, у меня не было выбора. – Нэнси говорила плачущим тоном. – Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить, Брики. Мне надо было обязательно тебя увидеть, так как я знаю, что они собираются делать. Я даже знаю где.

Толстуха сняла с Нэнси одежду.

– Ты только посмотри на это, – сказала она, заметив следы любовных укусов на ягодицах. – Он тебе всю задницу изгрыз, а?

– Как только мог. Давай примерим эту оранжевую штучку.

– Не надо, она и так подойдет. – Бриктон начала целовать шею Нэнси. – Есть вещи, с которыми женщинам приходится мириться. Что такое заставило тебя нарушить конспирацию?

– Это будет Большая мечеть.

Бриктон лизала ей ухо.

– Что?

– Он и его люди собираются занять мечеть в воскресенье в час дня.

– Господи, для чего?

– Это время одной из их полуденных молитв. Они войдут, обратятся к Мекке, встанут на колени, а когда молитва закончится, возьмут мечеть под свой контроль.

Толстуха отступила назад.

– Ты уверена?

– А после этого они нападут на Уинфилд, – заявила Нэнси решительно. – Брики, помнишь способ, который ты показывала мне в последний раз?

– Енот?

– Да, да. Енот. Пожалуйста, а?

– Енот пользуется лапами и языком, – сказала Бриктон. – Эта кабина слишком мала, – добавила она, опускаясь на колени.

– Ройс, я очень удивлена, – сказала холодно Джилиан в телефонную трубку.

– Мне это еще более неприятно, чем тебе, – заверил ее Ройс. Он сидел за письменным столом с совершенно невозмутимым видом, только голос его выражал досаду. – Я счел, что должен предупредить заранее, а не обрушивать этого на вас на приеме вечером.

– Но у меня был договор с вами, Ройс, а не с миссис Фулмер.

– Совершенно верно, именно поэтому я сейчас и звоню. И имейте в виду, я только тонко и дипломатично намекаю, что, возможно, для вас будет лучше, если в вашей программе вы не…

– О Господи, – оборвала его Джилиан. – Каждый раз, когда я прохожу цензуру, меня уверяют, что для моей же пользы.

– Да я же не собираюсь подвергать вас цен…

– Миссис Фулмер хоть раз пыталась проделать что-нибудь подобное с американской телепрограммой?

– Понятия не имею. – В голосе Ройса появились нотки раздражения. Ему было обидно до слез таскать для посла каштаны из огня, ведь у того не было даже дипломатической подготовки. Кажется, он всю жизнь только этим и занимается, не получая за работу ничего, кроме отличного гардероба, поскольку баланс на счете в банке был нулевым.

– И что еще важнее, – сказала Джилиан, – я видела пленки и должна сказать, что ваш драгоценный посол смотрится совсем не так плохо. Он знает, когда надо промолчать, а когда сказать, что не знает чего-то. Для политика это девяносто процентов успеха.

– Но у миссис Ф. сложилось впечатление, что вы хотите сделать из него дурака; во всяком случае, она заставила меня в это поверить. Почти так она и сказала.

На другом конце провода воцарилось молчание.

– Ройс, вы чувствуете себя в этой истории так же неуютно, как и я? – спросила наконец Джилиан. – Неужели мы должны оплачивать такой ценой свою личную жизнь?

Лицо Ройса не выражало ничего; так бывало всегда, когда Джилиан касалась этой темы.

– Дорогая, вы знаете, что я люблю вас, чего нельзя сказать о миссис Ф. Но это моя работа, и пусть на надгробии напишут: Коннел делал свое дело.

– Но, Ройс, это ведь девиз семьи Лэм.

– Ну надо же! Джилиан, может, найдется несколько дюймов вырезанной пленки – я дал бы ее миссис Ф., чтобы она повесила ее у себя на поясе как скальп.

– Я увижу вас сегодня вечером?

– Когда мне подъехать?

– Это просто вечеринка. Биб [66] Би6 – жаргонное название Би-би-си. открывает новые студии в Хаммерсмите, и все знаменитости, которых удастся залучить, будут там. Поэтому, если вы появитесь к семи, то, возможно, попадете в кадр в том ролике, который будут показывать по телевидению поздно вечером.

– Никаких кадров со мной, моя дорогая.

– С вашим лицом этого не избежать. Я буду между входом и камерами. Найдите сначала меня.

– А сколько времени все это продлится?

– Мы не обещаем всемирных знаменитостей, как те, кого миссис Фулмер пригласила на воскресенье. Но я хочу, чтобы вы увидели, каких звезд мы, англичане, можем заполучить за такое короткое время. Мы должны освободиться к восьми, а к восьми тридцати будем у меня, выпьем сухого мартини.

Для Ройса было новостью, что после вечеринки у него свидание. Он начал понимать, что его звонок соединил несколько просьб в цепь взаимных любезностей. Если он хочет, чтобы Джилиан сделала монтаж, который удовлетворил бы Пандору Фулмер, как он может отказаться выпить с ней?

– Прекрасно, – сказал он, не дрогнув. – Помните девиз наших семей!

Между пятью и пятью тридцатью, разобравшись со всеми документами в папке для входящих бумаг, Джейн Вейл все еще спрашивала себя: должна ли она говорить Неду, что собирается встретиться с Лаверн в баре? Что, если он вдруг появится у дверей ее кабинета? И может ли она не сказать ему?

Джейн пришло в голову, что за последний год она разговаривала с Лаверн, возможно, раз двенадцать и почти всегда на полуофициальных собраниях. Она знала о ней очень немного, только то, что проскальзывало у Неда. Но ей, пожалуй, нравилась эта женщина, хотя, конечно, о политике говорить с ней было невозможно. Но так было почти со всеми в посольстве; политика, как сифилис в начале века, стала запретной темой, о которой умалчивают в присутствии дам. Даже сотрудники политической секции, например Энспечер, воздерживались от этих разговоров. Правда, они считали, что невозможно говорить об этом с профанами. Что до Лаверн, то они с Джейн смотрели на многое настолько по-разному, что просто невозможно было даже начать разговор, предчувствуя его неприятное завершение.