Томас Гиффорд - Змеиное гнездо

Никто из живых не знал его так давно, как Чарли. И Бен не удивился, когда Чарли поздно вечером заглянул к нему выпить и побеседовать о состоянии дел. Но предлагать помощь Бен не спешил, потому что сомневался и в политике, и в сопровождавшем ее шоу. В очень далеком прошлом в Нотр-Дам они играли в одной футбольной команде. Тот факт, что Чарли втянулся в политику и в конечном счете пробился в Белый дом, доказывал, что красавчики квотербеки оказываются удачливее, чем нерасторопные полузащитники – политика все чаще превращалась в конкурс красоты. Бен Дрискилл не возражал. Он так и не научился с легкостью идти на компромиссы, не достиг гибкости ума, необходимой, чтобы приспособиться к весьма извилистому пути ко всеобщему благу. Для политика он был слишком прямолинеен. В своей работе адвоката он придерживался тактики переговоров, старался по возможности примирять противников, избегал ссор. Он творил чудеса, не прибегая к трюкам и уловкам, необходимым политику любого уровня.

Чарли Боннер как-то сказал ему: «Ты, Бен, самый прямодушный ирландец, какого я знаю. Мне, президенту, нужен друг, который откровенно рассказывал бы, как обстоят дела и прямо говорил, что я дрянь – в том маловероятном случае, если я заслужу такое наименование. Мне нужен кто-нибудь близкий, кто мог бы пожелать мне поцеловать его в задницу и послать подальше – то есть кто-нибудь, для кого я ничего не могу сделать. Кто-то, кто бы во мне совершенно не нуждался. Список таких людей – короче некуда. Ты будешь тем посторонним, кому я могу доверять».

Чарли, кажется, не приходило в голову, что тем самым Бен перестает быть посторонним, и его неизбежно окружат завистливые соперники. Нашлись люди, утверждавшие, что Бен слишком успешно занимается политическими маневрами в пределах конторы Баскомба, чтобы питать искреннее отвращение к политике в целом – и возможно, в их словах был смысл. Он, несомненно, должен был унаследовать место, которое занимал в фирме Дрю Саммерхэйз. Однако он редко щадил чьи-то чувства или скрывал свои и открыто дал понять, как относиться к дальнейшему, после того как Чарли, к немалому удивлению Бена, был избран президентом. Ради окончательной ясности он даже отказался от приглашения на банкет в Белом доме. Однако в результате некого особого осмотического давления ему так и не удалось полностью уклоняться от политики – просто потому, что президентом стал его друг. И Бен точно знал, что если придется по-настоящему туго, постоялец Белого дома не замедлит разыграть карту «старых соратников по футболу». Но не одно это беспокоило Дрискилла, читавшего «Таймс». Третий повод для беспокойства – Бен сидел за старинным письменным столом в угловом кабинете на четвертом этаже небоскреба на Уолл-стрит, в котором размещалась почтенная фирма «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз», – крылся в самом сердце фирмы. Контора Баскомба давно стала силой, действующей за кулисами Демократической партии. Никто столь успешно не служил партии и народу, как правящий глава этой фирмы, великий Дрю Саммерхэйз, который, перевалив за девяносто, оставался «консультантом» и постоянным участником деятельности фирмы – а также Национального демократического комитета, где являлся почетным и заслуженным председателем. Что не слишком заботило бы Бена, не окажись Дрю волей судьбы ему вместо отца. После печальной кончины родителя и любимой младшей сестры, ставшей монахиней, фирма заменила Бену семью. Этих уз не ослабила даже женитьба на Элизабет. Много лет он обращался к Дрю Саммерхэйзу в поисках мудрости, поддержки, совета – и, в каком-то смысле, спасения. Попросту говоря, он любил и почитал этого человека, как никогда не любил и не уважал отца. А отсюда следовало, что Дрю неустанно пытался втянуть его в Большую Игру. В политику.

Дрю непросто было сбросить со счетов, и Бен порою ощущал, что разочаровывает старика, отказываясь принять участие в игре – большой или малой. А этим утром Дрю, проходя через кабинет партнеров, обронил ему несколько слов. Он собирался после ланча заглянуть к Бену в кабинет поболтать. Раз Дрю вздумалось поболтать наедине, о предмете разговора гадать не приходилось.

Странно иной раз оборачивается жизнь. В политических вопросах настоящей любимицей Дрю была жена Бена. Здесь они были заодно. Для них это была не просто игра, а единственная из существующих. Бен познакомился с Элизабет, когда та была монахиней, лучшей подругой и сотрудницей убитой сестры Дрискилла. Элизабет работала в Риме, освещала жизнь Ватикана в крупной газете ордена. Бен, естественно, обратился к ней, чтобы разобраться в лабиринте церковного мира, и она оказалась для него золотой жилой информации. Роман развивался на фоне церковных интриг, и когда любовь заставила Элизабет оставить орден, она, естественно, не изменила своему призванию.

Став миссис Бен Дрискилл, Элизабет применила свой отточенный ум и хорошие связи, включавшие Дрю Саммерхэйза, чтобы пробиться сперва в «Колумбийскую школу журналистики», а потом в телешоу «Противоположности сходятся», которое вела поочередно с Баллардом Найлсом, популярным комментатором «Уорлд файненшл аутлук». Когда представилась возможность перейти в «Европейский синдикат новостей» в качестве американского политобозревателя, она обсудила эту возможность вдоль и поперек с Беном, который сказал, что любая работа, не требующая сотрудничества с Найлсом – шаг в правильную сторону, и наконец согласилась. Синдикат продавал ее обзоры в две сотни газет от Британских островов до Турции, от Полярного круга до Средиземноморья.

Оборотной стороной успеха оказались долгие отлучки из дома. Бен скучал по ней. Временами он ревновал ее к работе, подозревая, что дело для нее важнее, чем их совместная жизнь. Он знал, как прочна эта жизнь, на каком надежном основании она держится, но не умел не замечать постоянных разлук. Порой ему казалось, что они теряют друг друга. Погрузившись в мир политики, он мог бы дотянуться до Элизабет… Быть может, для него отстраненность от политики значила так же много, как для нее вовлеченность в этот мир, возможность сообщать, что в нем происходит и как понимать то или иное событие. Но он не очень-то понимал, что это означает для них двоих.

Сейчас беды сыпались на президента Чарльза Боннера как из мешка – вот почему Бен молился, чтобы не прозвучал звонок из Белого дома с призывом о помощи. Неприятности, кажется, наваливались с каждым днем. В последнее время к республиканцам присоединились куда более кровожадные демократы, мечтающие выпотрошить своего президента.

Он уже месяц не говорил с Чарли. Все это время президент неуклонно проигрывал схватку с айовцем Бобом Хэзлиттом. А до съезда демократической партии в Чикаго оставалось всего две недели. От слухов о грядущем крушении администрации Боннера некуда было деться. И в центре всего была внешняя политика администрации, в частности, на сегодняшний день – отношения с Мексикой, которые консервативное крыло обеих партий именовало «мир любой ценой» и «громадная упущенная возможность». Возможность чего именно, не уточняли, намекая, однако, что все, включая аннексию Мексики, было бы великолепной идеей. Назойливый гул голосов доносился из Вашингтона.