Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры

Каждая ночь, проведенная с Вибием, вызывала в ее памяти мучительные видения вождя заговорщиков. Образ Катилины стоял перед глазами. И сегодня ночью, когда утомленный Вибий, наконец, уснул, она твердо решила отправиться утром в лагерь Манлия.

За несколько ночных часов Семпрония смогла собрать необходимые вещи, чтобы успеть покинуть город утром наступающего дня.

Ошеломленный Вибий понял все. Он вспомнил взгляды Семпронии, обращенные к Катилине.

– Ты его любишь? – почти утвердительно произнес он.

Женщина приняла вызов.

– Да, – коротко ответила она, – и я отправлюсь прямо сейчас.

– Нет, во имя великих богов, я не пущу тебя! – закричал Вибий.

– Только не надо мне угрожать, – усмехнулась Семпрония, – ты ведь знаешь, я не из трусливых.

– Клянусь Фортуной, ты безумна.

– Не менее тебя, Вибий, – гневно ответила женщина, – и не пытайся меня остановить.

Несчастный влюбленный понял, что теряет ее навсегда. Он с трудом подавил нарастающий гнев.

– Я еду с тобой, – сказал он после мучительной внутренней борьбы.

– Что? – удивилась женщина, подходя совсем близко. – Что ты сказал?

– Я еду с тобой, – твердо ответил Вибий.

Теперь настала очередь изумиться Семпронии. Она колебалась несколько мгновений.

– Хорошо, – согласилась она, не выдавая обуревавших ее чувств. – Мы отправимся вместе. Ты смелый человек, Вибий, – добавила женщина, усмехнувшись, – может быть, в будущем… – Семпрония не договорила и быстро пошла к выходу.

Вибий, постояв немного, поспешил следом.

Ранним утром город покинула группа всадников, среди которых были Семпрония и Вибий.

Через два дня из города, наконец, выступили когорты Гая Антония. Полководец оставлял город в отвратительном настроении. Более всего на свете он желал не участвовать в этом походе, но такова была воля сената римского, и он вынужден был подчиниться.

Рядом с ним был легат Марк Петрей, командовавший первым легионом. Чувствуя состояние консуляра, он деликатно молчал. Петрей хорошо знал полководческие способности Антония и не сомневался, что в решающий момент сумеет взять командование на себя. Собственно, это и предусматривал секретный план Цицерона в случае неудачного начала военных действий против заговорщиков.

Еще один легат – тридцатилетний Гай Требоний возглавлял второй легион консульской армии. Его слишком деятельное участие в столь шумной реабилитации Цезаря не укрылось от глаз оптиматов, и он был почти единогласно утвержден на должность легата второго легиона.

Третий легион возглавлял префект Аврелий Антистий, лично попросивший об этой услуге отцов-сенаторов. Узнав от своего брата о поспешном бегстве Вибия с «блудницей» Семпронией к заговорщикам, Антистий пришел в ярость. Для ветерана римской армии подобный поступок был не просто бесчестием, а чудовищной изменой тому делу, за которое всю жизнь сражался сам Антистий. Моральное падение Вибия, по глубокому убеждению префекта, завершилось этим роковым для юноши бегством. Едва получив сообщение, Антистий немедленно отправился к консулу Мурене и попросил включить его в состав действующей против катилинариев армии. Мурена, воевавший вместе с Антистием в Азии и высоко ценивший его за отвагу и честность, сразу дал согласие, а Гай Антоний был несказанно рад получить в свою армию такого прославленного ветерана.

Антистий, сдав дела своему помощнику, присоединился к армии и выступил во главе первых двух когорт третьего легиона. Остальные когорты должны были присоединиться к армии на марше. Конницей командовал Квинт Фабий. Пятидесятилетний ветеран римских армий принимал участие еще в битвах при Херсонесе и Орхомене. Был центурионом и трибуном легионов Суллы в Греции, Азии, Италии. Вместе с Лукуллом, уже будучи легатом, воевал против Митридата. Имеющий одиннадцать ранений, Фабий отправился на войну, получив и двенадцатую, самую тяжелую, рану. Сын его рано умершей сестры, Тит Фабий, примкнув к движению катилинариев, бежал в армию мятежников. Фабий, происходивший из древнего и славного рода, не мог простить подобной измены племяннику, запятнавшему свой род, и поклялся в храме Юпитера Капитолийского собственноручно покарать отступника.

Итак, в поход вместе с Антонием отправилось более двадцати тысяч римлян, дабы начать, наконец, братоубийственную войну в долинах Этрурии.

Цезарь в качестве верховного жреца провожал войско до ворот Рима. Он был мрачен и задумчив, почти не замечая окружающих. Перспектива новой гражданской войны вновь нависла над римлянами, обещая народу римскому неисчислимые страдания и ужасы.

Но Цезаря терзали и другие мысли. Огромная, хорошо вооруженная армия Помпея готовилась вернуться в Италию.

«Как войдет в Рим Помпей? – спрашивал себя Цезарь. – По обычаям предков, как смиренный проситель, распустивший свою армию и терпеливо ожидающий милостивого решения сената на проведение триумфа? Или как победитель, вошедший, подобно Сулле и Марию, вместе со своей армией в город?!»

В таком случае Рим ждала новая война. И она обещала быть более кровавой и долгой, чем с мятежными катилинариями. В уходящей армии Антония было немало друзей Цезаря, и он искренне сожалел об их участии в такой непопулярной акции.

По указанию Петрея были посланы гонцы к претору Квинту Метеллу Целеру с требованием отрезать катилинариям дорогу на север.

Цицерон, также провожавший армию Антония, долго смотрел вслед уходящим легионерам. Теперь была очередь мечей, а тоги должны были терпеливо ждать исхода этой кровавой братоубийственной сечи.

«Кто из близких вернется домой живым?» – тревожно вопрошали в тысячах римских семей в эту ночь.

Но война уже была начата, и оставалось ждать кровавой жатвы.

Такова была жизнь и таковы были нравы в год 692-й римской эры, в год правления консулов Децима Юния Силана и Луция Лициния Мурены. Или за 61 год до Рождества Христова.

Известие о казни заговорщиков в Риме первоначально потрясло лагерь катилинариев, вызвав состояние общего шока и ужаса у всех мятежников. Но после первого потрясения число дезертиров начало увеличиваться в геометрической прогрессии, и ночные патрули уже не столько охраняли лагерь от внешних врагов, сколько пытались предотвратить это повальное бегство.

Однако большая часть мятежников, понимающая, что на пощаду рассчитывать не приходится, твердо решила оставаться с Катилиной, разделяя с ним их общую участь.

Приезд Семпронии внешне Катилина воспринял спокойно. В лагере не было строгих запретов на присутствие в нем женщин, и Семпрония поселилась в небольшой палатке недалеко от претория, центра лагеря, где была палатка Катилины.