Элберт Карр - Вашингтонское убийство

— Но ведь такая затея была бы очень сомнительной,— возразила Сара.— Ну что бы это ему дало? Ты представь себе: врач вводит Тому сыворотку, Том выздоравливает, и Оливарес остается ни с чем. Мало того: его положение может даже ухудшиться, если у Тома возникнут подозрения.

— А вот тут-то и начинается самая гнусная часть его плана. Видишь ли, я выяснил кое-какие подробности. Обычно, когда в царапину попадают бациллы столбняка, то, если даже сыворотку ввести порядочно спустя, она все равно подействует и эти гады передохнут. Но если внести инфекцию искусственно, так, чтобы она сразу попала в кровь,— вот это уже совсем другой переплет. Нормальная доза сыворотки рассчитана на обычную, сравнительно мягкую форму инфекции. Она не спасает больного, если бациллу ввели в огромном количестве путем инъекции. Кроме того, в скором времени у больного смыкаются челюсти, и он уже не может говорить, он совершенно беспомощен. У, этот Артуро дьявольски хитер! Понимаешь?

Керк умолк, ожидая ее ответа. На темнеющем небе показался узкий серп месяца, стали проглядывать первые звезды, легкий ветерок принес с собой запах роз, и Саре подумалось, что вкрадчивая красота сада усыпляет ее, словно наркотик, а ей сейчас так нужно, чтобы голова была ясная, чтобы мысль работала четко.

Она молчала, стараясь сосредоточиться. Керк пристально смотрел на нее.

— Вот так это, вероятно, и было,— снова заговорил он.— Я, во всяком случае, представляю себе все это только так.

Она машинально пощелкала замком своей простой черной сумочки. Он мгновенно отреагировал.

— А... Письмо Тома! Есть там что-нибудь насчет Оливареса?

— Да, его имя упоминается,— подтвердила Сара.— Скажи, Керк, ты делился своими подозрениями с кем-нибудь, кроме меня?

— А что бы это дало? Оливарес вне пределов досягаемости, прямых улик у меня нет. Тут ничего не поделаешь. Если бы я поднял шум, проку бы никакого не было — только лишние неприятности для Чиверов, а они и так всем этим страшно удручены. Для чего же попусту затевать скандал?

— Да, такие, значит, дела...— отозвалась Сара.— Пожалуй, пора идти в дом. Мы тут остались одни.

— Можно мне прочитать письмо Тома, или у тебя есть какие-нибудь возражения?

Помедлив немного, она сказала:

— Темно, ты ничего не увидишь.

— А я ношу с собой фонарик,— тотчас ответил он, и в голосе его чувствовалась напористость.

Керк достал из кармана изящный золотой фонарик в форме карандаша, показал его Саре.

— Рождественский подарок Чиверов. Вот он как раз и пригодился.

Щелкнула кнопка, и на Сарину сумочку упал узкий луч света.

— Послушай, Керк,— сказала Сара.— Том не разделял твоей антипатии к Оливаресу. Когда он писал, что один из его друзей замешан в скверную историю, то имел в виду кого-то другого.

— Полагаю, это тем более дает мне право прочесть письмо, как ты считаешь?

Ни слова не говоря, она открыла сумочку, достала конверт и, вынув из него один-единственный, густо исписанный на машинке листок, протянула его Керку. Когда он направил на листок луч фонарика, она инстинктивно отодвинулась подальше и закрыла глаза. Письмо она знала наизусть.

«Родная, соскучился по тебе невероятно, а ведь у нас с тобой уже такой солидный супружеский стаж — целых три месяца. Тоска одолевает меня с самого дня твоего отъезда (помни свое обещание — это твоя последняя командировка!), а тут еще прицепилась какая-то странная хворь. Должно быть, легкий гриппок или что-нибудь в этом духе.

Вчера вечером повалялся немного в саду, на сырой, холодной земле. Дело было у Чиверов, во время приема. Ты заинтригована? Спешу присовокупить, что я был один. Вообще какая-то странная история. Выпил я, в сущности, совсем немного.

Неужели мне что-нибудь подмешали в виски? У меня это просто в голове не укладывается. И все же какое другое может быть объяснение? Перед самым ужином меня вдруг стало мутить и очень захотелось спать. Я вышел в сад — думал, прогуляюсь немножко, а может быть, меня там вырвет — в общем, полегчает. Я понимал, что, если сяду, меня развезет окончательно, и поэтому старался ходить, но меня шатало все сильнее.

Я не разбирал дороги, была такая темень — ни луны, ни звезд, и стоило мне немного отойти от освещенного дома, как я начал спотыкаться. Вдруг передо мной запрыгал узкий луч света, и чей-то голос — я не разобрал, чей — позвал: Том!»

Я побрел было на свет, но он погас; после этого, помнится мне, я заметил какие-то блики, совсем рядом. Потом свалился прямо на розовые кусты, а может быть, меня кто-то на них толкнул.

Что было дальше — не помню. А когда я очнулся, то сидел на земле, и меня поддерживали Джерри и Артуро Оливарес. По-моему, ты с Оливаресом не знакома — славный парень, представляет в Вашингтоне новое патагвайское правительство. Они перенесли меня во флигель, там я всхрапнул немножко и вернулся домой, а теперь накачиваюсь чаем, лопаю аспирин к усердно промываю ссадины — оцарапался о шипы, когда свалился на розовый куст.

До чего же это не вовремя — мне сейчас никак нельзя свалиться, даже на один день. Тут назревает весьма острый материал в связи с Патагваем, и, возможно, придется туда лететь, если коллеги Оливареса в новом правительстве не сумеют раскопать нужные мне документы. Неприятно только, что, если история эта выплывет наружу, один из наших друзей попадет в щекотливое положение.

Я долго обдумывал этическую сторону дела, но пришел к выводу, что выбора у меня нет,— ведь на карту поставлена судьба целого народа. Я знаю, когда я изложу тебе все обстоятельства, ты со мной согласишься. А пока ограничусь этими несколькими строками — просто, чтобы ты не испугалась, если все это вскроется еще до твоего возвращения и до тебя станут доходить разные слухи.

Ну, а теперь пойду лягу в свою одинокую постель и попробую одолеть эту непонятную хворь думами о тебе: я убедился, что это — великолепное средство от всех моих бед. Береги себя, избегай опасности, не броди по темным закоулкам Дамаска и пиши! Помни, моя любовь к тебе возрастает с каждым часом. Том».

С подчеркнутой тщательностью сложив листок, Керк сунул его в конверт, который все это время держал в руках.

— Я рад, что ты показала мне это письмо. Должно быть, Том был в бреду, когда писал его.

— Ты это брось, Керк! — оборвала его Сара.

— Ну ладно, в бреду или не в бреду, но, во всяком случае, он явно чего-то недодумал. Оливарес, наверно, наврал ему с три короба, чтобы замести следы, и, хотя трудно себе представить, чтобы такой башковитый парень, как Том, на это клюнул, видимо, все-таки так оно и было. Неужели ты по-прежнему принимаешь это всерьез — после того, что я тебе рассказал?

— Просто я хочу знать все до конца. Я должна избавиться от сомнений.