Леонид Млечин - Хризантема пока не расцвела

— Говорят, из окна вывалился…

— Пьяный, что ли?

— Наверное…

— Да нет, он вроде фотографировал что-то из окна, не удержался и…

На носилки рядом с телом кто-то положил искореженную камеру. «Вот и все», — подумал Таро, выбрался из толпы и, не отдавая себе отчета в том, что делает, спотыкаясь, побрел в глубь квартала. «Это не случайность. Его убили из-за меня. Фотографии компрометировали важную персону. Парня убрали и наверняка уничтожили все негативы. Кто же мог это сделать?» И тут Таро вспомнил, что уцелели те снимки, которые он принес в управление — их достаточно, чтобы найти преступника. Это его долг.

Но в управлении ему сообщили, что дело об убийстве Митико Садзи и все материалы переданы военной контрразведке.

Рухнула привычная система представлений о добре и справедливости. У Таро не было доказательств, что фотографа убили. Но поверить в роковую случайность он не мог. Стоило ему прикрыть глаза, как он вновь видел окровавленные носилки с телом несчастного парня.

Почему же это произошло? Он не понимал. Вызубренные университетские учебники и пособия полицейской академии ответа не давали, и он не знал, что делать дальше. Но одно желание все настойчивее овладевало им: нужно во что бы то ни стало добраться до истины. Он не может участвовать в расследовании. Его отстранили. Что еще могла означать беспрецедентная передача расследования военной контрразведке, которая никогда не занималась подобными делами, как не попытку скрыть имя подлинного преступника. Дело, надо полагать, вскоре прекратят. Но остается еще одна возможность — предать эту историю гласности. Он не хотел идти в полицейское управление. Он не верил больше людям, которые раньше казались ему образцом, достойным подражания. Он уехал к приятелю в один из пригородов Токио. Тот жил один и давно приглашал погостить. Таро долго сидел у окна, глядя на столетний бонсай, карликовое деревце, выращиваемое в горшочке, и думал. Потом сел к столу и записал все, что знал об убийстве Митико Садзи. Конечно, не указывая, что сам работал в полиции. Он отошлет это корреспонденту газеты, прославившемуся сенсационными материалами о работе полиции. Его это должно заинтересовать, убийцы не останутся безнаказанными. Пошлет, разумеется, и в другие газеты.

Комура попробовал пошевелить связанными за спиной руками. Бессмысленно. Скрутили надежно, не освободишься. Голова мучительно болела после удара. Долго ли он пролежал без сознания? Сколько сейчас времени? Где он? Он лежал на сыром и холодном земляном полу, скорее всего в подвале. Глаза привыкли к темноте, но ничего обнадеживающего рассмотреть он не мог, от стенки до стенки рукой подать, и не слышно ни звука. Повернувшись на бок, он уткнулся щекой в жидкую грязь, но голове стало чуть легче, и не так саднило руки. Что же произошло? Кто мог его узнать? Где он ошибся? В гостинице остановился под чужой фамилией. Неужели его опознала Хироко Сасаки или еще кто-нибудь из «Боевого знамени»?.. Похоже, что так. Он два дня болтался по городу, пытаясь нащупать след, но его засекли и решили, что нападение — лучшая защита. Могли и прикончить. Нет. Сначала они попытаются выведать, что известно полиции. А полиции ничего не известно. Никто и не знает, где он.

Кто же мог подумать, что ребята из «Боевого знамени» умеют так работать. Взяли его мгновенно. В сквере неподалеку от гостиницы. Он шел по пустынной аллее, всего в нескольких шагах от отеля. На земле, поперек дороги, валялся пьяный. Комура попытался перешагнуть через него, и в этот момент мнимый пьяный неизвестным ему приемом сбил его с ног. И тут же к нему метнулись из-за куста еще двое. Первого Комура встретил ударом ног, вскочил, и тут… От страшного удара он потерял сознание.

К левой стороне черепа и сейчас нельзя притронуться. Да, судя по состоянию, дело не обошлось без наркотиков. Видимо, вкололи ему какую-то гадость. Откуда только взяли? Самое время поинтересоваться, усмехнулся он. Можно подумать, что не в подвале приходится валяться, а в полицейском управлении восседать.

— …Смотри-ка, спит.

— Разбуди его, разбуди. Только легонечко, что бы на небо раньше времени не отправился.

Перед глазами Комура вспыхнули и разбежались в разные стороны многоцветные шары. О резкой боли в боку перехватило дыхание. Над ним наклонились двое.

— А, очнулся. Ну и хорошо. Поднимайся. Нам с тобой поговорить хочется. Давай его наверх.

Комура грубо схватили за связанные руки и по складной лесенке потащили наверх.

На мгновение он зажмурился от яркого света потом осмотрелся. Окна плотно занавешены — не определить, ночь или день.

— На табуреточку посади его, Сай, там ему будет удобно.

Сай бросил его на табуретку, как куль картошки, и, ухмыляясь, отошел в угол, прислонился к стене. «Этот головорез так, подчиненный. Распоряжается другой», — прикидывал Комура.

— Ну, что, следователь токийского управления Сигэру Комура, завещание в пользу Акико будем писать, а? — заговорил старший и удовлетворенно откинулся на спинку кресла, заметив, как вздрогнул допрашиваемый.

— Удивляешься, что все про тебя знаем? Давай, давай, удивляйся. Напоследок можно.

Сай, в котором чувствовалась огромная физическая сила, даже тогда, когда он стоял неподвижно, загоготал.

— Сегодня еще, пожалуй, поживешь, а завтра не обессудь, прикончим. По приговору революционного суда.

В углу опять раздался смех.

— Мы, истинные революционеры, сам понимаешь, должны покончить с тобой как с грязным прислужником нашего классового врага, — сказал главный.

Этот человек явно подражал кому-то. Комура показалось, что он уже слышал подобные высказывания.

— Что молчишь? — не выдержал наконец говоривший.

— Может, развязать ему язык, а, Фукудзава-сан? — с готовностью предложил Сай.

— Погоди. Ну, вот что, следователь. Мы не думали, что полиция что-то разнюхает. Операция была обставлена аккуратно, надзирателям в Кунасири осталось только глазами хлопать. И в Кумамото Кога с Хироко прилетели чисто, мы смотрели — хвоста не было. Поэтому нас интересуют три вопроса. Кто сообщил о том, что они в Кумамото? Что вы еще знаете об этом деле? И где остальные ищейки? Мы засекли только тебя.

Фукудзава подошел поближе к Комура и вперил в него маленькие немигающие глазки.

— Ты, верно, думаешь: облапошу я вас, совру что-нибудь. На это не надейся. У него, — кивок в сторону верзилы, — в маленьком чемоданчике запасец кой-каких медикаментов. Я, конечно, не врач, но от одной-двух болезней как-нибудь излечу. От немоты и от вранья. Ты ж в курсе дела — нынешние препараты развязывают языки даже глухонемым. А ты у нас и слышишь, и видишь, и понимаешь. Лучше все выложить и помереть спокойно, чем… — Кривая улыбочка объяснила следователю, какая альтернатива ему предлагается.