Андрей Завадский - Вечер потрясения

Обзорный радар зенитно-ракетного комплекса "Тор-М1", следовавшего в общих порядках, обнаружил бомбардировщики через две секунды после того, как они вынырнули из-за холмистой гряды, обрамлявшей шоссе по левую сторону. Самоходная пусковая установка вела поиск воздушного противника в движении, не отставая от колонны танков и бронемашин, которую и призвана была прикрывать на марше и в бою.

– Цель воздушная, групповая, низколетящая, – звенящим от напряжения голосом сообщил оператор радиолокационной станции, дублируя информацию, высветившуюся на экране радара. – Высота сто, дальность двадцать!

– Цель взять на автосопровождение! Приготовиться к пуску!

В дело немедленно вступила радиолокационная станция наведения ракет, выпростав узкий луч в направлении обнаруженных "чужаков", находившихся еще вне зоны поражения. Каждая пусковая установка 9А331 комплекса "Тор-М1" представляла собой полностью автономную боевую машину, имеющую все средства для поиска и уничтожения практически любых воздушных целей. Для ее радаров не были "невидимками" и самолеты, выполненные по технологии "стеллс", и сейчас операторы отчетливо видели на своих экранах стремительно приближающиеся "Лансеры". Но угроза была замечена слишком поздно, слишком мало времени осталось для того, чтобы отразить ее.

– Цель в зоне поражения, – доложил оператор радара наведения ракет. – Готов открыть огонь!

– Первая – пуск!

Зенитная управляемая ракета 9М331, окутанная пламенем, взвилась ввысь, вырвавшись из ячейки транспортно-пускового контейнера и умчавшись в серую бездну небес, чтобы там, настигнув выбранную цель, распуститься огненным цветком, обрывая полет врага. Четыре секунды тянулись, как вечность, и вот новая команда:

– Вторая – пуск!

Вослед уже преодолевшей несколько километров управляемой ракете умчалась ее "близняшка", несущая под головным обтекателем гибель для четырех человек, экипажа американского самолета. И одновременно командир головного бомбардировщика "Лансер" коротко выдохнул:

– Сброс бомб!

Распахнулись створки бомболюков, и к земле посыпался град авиабомб, черных тупоносых цилиндров. Огромный бомбардировщик прошел над шоссе, щедро рассыпая смерть, и спустя несколько секунд там, внизу, расплескался бескрайний океан пламени.

Каждый В-1В, участвовавший в этом вылете, нес на внутренней подвеске по тридцать бомбовых кассет CBU-97, "умное" оружие смертельно опасное для любого закованного в самую прочную броню танка. И сейчас экипажи атаковали, не жалея бомб, пытаясь засеять смертью каждый метр чужой земли.

На заданной высоте оболочка кассетных бомб раскрывалась, подобно бутонам, и в свободный полет устремлялись уложенные в плотную связку суббоеприпасы BLU-108/B SFW – по десять в каждой бомбовой кассете. На несколько секунд падение замедлялось, когда раскрывались купола парашютов, и над русской танковой колонной зависли в терпеливом ожидании сотни кумулятивных бомб. Они медленно опускались вниз, обратив к земле "взгляды" инфракрасных сенсоров, и, стоило только попасть в поле зрения выхлопу танкового двигателя, наносили неотразимый удар. Срабатывали ракетные ускорители, и очередной суббоеприпас, огнехвостым метеором срываясь с небес, врезался в крышу боевой машины, вонзая в сравнительно тонкую броню "иглу" кумулятивной струи. Мощь русской танковой дивизии стремительно сгорала в ярком пламени.

Ефрейтор Нефедов вел свой Т-80У почти неосознанно. Руки, лежавшие на рычагах, и ноги, упиравшиеся в педали, сами знали, что нужно делать. Звучавшие в шлемофоне приказы командира танка, казалось, поступали сразу на органы управления, минуя сознание механика-водителя. При движении в колонне главное – ощутить общий ритм, настроить на него все свое существо, стать частью этой стальной змеи, одной из клеточек огромного организма, и тогда можно управлять машиной, практически не используя разум, погрузившись в странное состояние, сродни медитативному трансу.

– Ефрейтор, держи дистанцию, – напомнил командир танка старший сержант Бердыев. – Не спать!

– Так точно, командир! Есть не спать!

Механик-водитель усмехнулся, хотя никто не мог увидеть его ухмылку, и Азамат Бердыев в точности так же усмехнулся в тот же миг. Они понимали друг друга с полуслова, проведя бок о бок почти год в тесноте боевого отделения танка Т-80У, ставшего для трех членов экипажа родным домом, в котором знаком каждый угол, каждый болтик, каждая царапина на внутренней обивке. И они гордились оказанным доверием страны, вручившей двадцатилетним мальчишкам грозное оружие.

Экипаж делал все, чтобы овладеть этим оружием, вершиной военно-промышленного комплекса страны, став с ним единым целым. И хотя с некоторых пор все трое не могли забыть те часы, что они провели под броней супертанка "Черный орел", сотрясая подмосковный полигон грохотом выстрелов и ревом мотора, Т-80У оставался прекрасной боевой машиной, не уступавший ни одному из существовавших "в металле", а не на чертежах и в воображении инженеров, танков. И спустя, быть может, пару часов, им предстояло использовать свое оружие по прямому назначению – впереди ждал враг, а, значит, ждал бой.

Дивизия, приводимая в движение несгибаемой волей маршала Грекова, рвалась на северо-запад. Позади осталась объятая пожарами, содрогнувшаяся под предательским ударом врага столица, впереди ждал Санкт-Петербург, тревожно сжавшийся от поступи чужих армий. Четвертая гвардейская танковая дивизия мчалась кратчайшим путем к городу на Неве, чтобы встать заслоном на пути противника, уже уверенного в своей победе. Бронированные колонны растянулись на много километров, забив автомагистрали, связавшие крупнейшие города страны, ставшие символами России для миллионов ее жителей. Казалось, это течет, лязгая гусеничными траками, завывая на разные голоса турбинами и дизельными моторами, стальная река, способная смести любую плотину, вырвавшись на простор.

Танк Т-80У, словно сухопутный броненосец, закованный в прочную чешую дракон, летел вперед, кажется, готовый оторваться от выщербленного гусеницами сотен машин асфальта, взмыв в воздух. Степан Нефедов жал на рычаги, а сидевшие бок о бок в облепленной модулями динамической защиты "Контакт-5" башне старший сержант Бердыев и наводчик сержант Назаров и вовсе задремали. Оставив казармы, они покидали боевую машину лишь на считанные мгновения, чтобы вскоре вновь вернутся в тесное ее нутро, так, что в ушах, несмотря на всю звукоизоляцию, стоял только яростный вой турбины ГТД-1250. Марш, длившийся много часов, прерывавшийся краткими, на несколько минут, только чтобы долить горючего в баки и наскоро перекусить, привалами, стал испытанием не меньшим, чем самый ожесточенный бой. Но люди и техника выдерживали его, чтобы суметь заглянуть в глаза собственной смерти.