Андрей Добрынин - Кольцевой разлом

"Слушай, у нас там только горы, моря нету",- видно, решил пошутить. Я ответил, что морскую пехоту по морю только возят, а воюет она на суше.

Меня, например, везли во Вьетнам из порта Чарлстон, штат Южная Каролина. Смешно было смотреть, как они уставились сначала на меня, а потом друг на друга. В конце концов договорились мы встретиться на следующий день на Цветном бульваре, чтобы не расстраивать веселья. А веселье шло своим чередом: сначала стали петь песни, причем не какие-нибудь общеизвестные, а исключительно те, которые сочинил Саша; потом стали танцевать, и две девицы исполнили стриптиз на столе; потом еще пили и разбили арбуз; потом всех девиц растащили по углам...

- А ты что же?- полюбопытствовал капитан.

- Я бы тоже не отказался - очень давно обходился без женщины,- спокойно ответил Корсаков. - Но, во-первых, в незнакомой компании лучше с ходу шашни не заводить - Бог знает, какик там у них отношения. Можно перессориться с людьми и все испортить. А во-вторых... ну, это ладно, хватит и того, что во-первых. Зато я наконец-то хорошо выспался и на Цветной бульвар явился свеженький, как огурчик. Там мы с ребятами обо всем переговорили - о характере работы, об оплате... Мне, правда, пришлось приврать, будто у меня есть родственники-армяне и я приехал в Москву из идейных соображений - защищать единоверных армян. Оказалось, что у Ашота с Акопом в Москве нет никаких проблем ни с документами, ни с деньгами, ни с транспортом, так что дальше, собственно, и рассказывать нечего: в Ереван я мог попасть любым способом по своему выбору. Но я намекнул Ашоту, что опасаюсь встречи с КГБ, и потому меня повезли до самой Армении на автомобиле. Ашот все время был со мной, а водители и машины менялись в разных городах. "Теперь ничего не бойся, Виктор-джан,- говорил мне Ашот,- паспорт у тебя самый настоящий". Я его спросил:"Ашот, но ведь в этом паспорте написано, что я армянин?" Он ответил:"Не сердись, Виктор-джан, но у тебя такое лицо, что ты за любую нацию можешь сойти". Потом подумал и поправился:"Нет, за айсора, наверно, все же не сойдешь". Вот так я и попал в Нагорный Карабах...

- А потом в Абхазию?- заметил Ищенко тоном скорее утверждения, чем вопроса. Корсаков кивнул:

- Ну да, нетрудно догадаться. В Карабахе я свою миссию в целом выполнил: главные военные задачи армянам удалось решить, и воевать они стали значительно лучше. Ты же понимаешь, капитан: они - естественные союзники России в том регионе, так что, в сущности, я воевал за Россию. Точно так же было и в Абхазии. Грузины, конечно, вели там себя как скоты, когда вошли туда с оружием в 92 году, но я защищал там не столько абхазов, сколько российские интересы. С какой стати за здорово живешь отдавать Абхазию грузинам, которые последние годы только и делают, что плюют нам в лицо? Разве мы вправе спокойно смотреть, как усиливается такая Грузия? Сначала надо вышвырнуть грузин за Ингури, а потом абхазы сами помаленьку разберутся, кто их больше уважает и с кем им больше по пути. Так рассуждал не только я, а практически все русские добровольцы, которых там было очень много. Без них абхазы никогда не выиграли бы войну.

- А правда, что абхазы отличившимся добровольцам выделили после войны виллы на берегу моря?- спросил Ищенко.

- Ну, насчет вилл - это сильно сказано, а дома выделили.

- И тебе тоже?

- Мне предлагали, но я отказался,- беспечно сказал Корсаков. - Во-первых, жалко людей, которые раньше жили в этих домах - дома ведь отобрали у грузин. Во-вторых, зачем мне такая недвижимость? Работа моя в Абхазии закончена, а для отдыха есть места и поспокойнее. Пусть эти дома берут те, кому они нужнее.

За разговором они не торопясь дошли до станции метро "Маяковская". В метро они молчали, дабы не перекрикивать шум поезда и не привлекать внимания пассажиров столь необычной беседой. На станции "Войковская" они вышли в город и вновь зашагали пешком: по словам Корсакова, ходу им оставалось еще минут двадцать. Ищенко, которого розыскная работа приучила к пешему хождению, охотно согласился пройтись и прикупил в ларьке у метро пива в дорогу. Вскоре капитан сообразил, в какой примерно район они направляются. Эти места были ему хорошо знакомы. В частности, неподалеку находился огромный парк Тимирязевской сельскохозяйственной академии, к которому примыкала злополучная плодовая станция. Корсаков, с явным удовольствием оглядывая окрестности, негромко произнес:

- Я тебе не зря рассказал про тех ребят, с которыми познакомился в педагогическом училище. Тебе тоже предстоит с ними познакомиться, так вот хочу сказать: люди это очень хорошие, им можно доверять, но в свои дела я их не впутываю. Они, конечно, могут мне так или иначе помогать, но только как доброму знакомому, а не как компаньону в каких-то делах.

Вся наша грязь не для них.

- А меня, значит, ты решил впутать?- поинтересовался Ищенко.

- При чем тут я, капитан?- развел руками Корсаков. - Ты уже сам во все впутался. Точнее, не ты сам,- жизнь тебя впутала, скажем так.

- А если я упрусь рогом и ни на что не соглашусь?- спросил Ищенко. - Ты вроде бы выяснял, какой я человек, значит, должен знать: за бабки я не прогнусь, и запугать меня сложно, потому что терять мне в жизни особенно нечего. Зачем ты на меня тратишь время, когда гораздо проще грохнуть? И даже рук марать самому не надо...

Свои последние слова капитан дополнил жестом, указав большим пальцем через плечо на вишневую "девятку", остановившуюся на почтительном расстоянии от идущих. Ищенко заметил "девятку" еще у метро и рассмотрел сидевших в ней двух крепких парней в темных очках, один из которых говорил в тот момент по сотовому телефону. Парни в машине "приняли" Корсакова и капитана у другого "хвоста", представлявшего собой тоже пару крепких молодых людей, спустившихся вслед за ведомыми в метро и севших в тот же поезд.

- Заметил, значит?- равнодушно произнес Корсаков. - Молодец... Прости, без этого нельзя. А насчет твоего вопроса... Что сейчас об этом говорить, когда ты сути дела еще не знаешь? Когда все узнаешь, тогда посмотрим. Но я не уверен, что ты откажешься. Зато я уверен в том, что ты по крайней мере не выдашь.

- Посмотрим,- пробормотал Ищенко. У него появилось ощущение, будто его увлекает за собой какой-то мощный поток, не давая собраться с мыслями и решить, хочется ли ему, Сергею Ищенко, плыть в этом направлении. Вслед за Корсаковым капитан вошел в подъезд серого и мрачного кирпичного дома, построенного в эпоху "архитектурных излишеств", и зашагал вверх по лестнице, морщась от резкого запаха кошачьей мочи. Ищенко подумалось, что не только в каждой квартире, но и в каждом парадном пахнет по-своему, однако додумать эту подкрепленную долгим опытом мысль он не успел - на третьем этаже Корсаков позвонил в дверь каким-то особым, условным звонком, и вскоре за дверью послышались шаркающие шаги. "Кто там?"- послышался женский голос. Корсаков назвался, дверь распахнулась, и перед гостями предстала маленькая чистенькая старушка, улыбавшаяся радостно и слегка растерянно. Ищенко удивился контрасту молодого свежего голоса с хотя и благообразной, но все же вполне старческой внешностью.