Массимо Фелизатти - Агава

Паоло пытается выдержать безразлично-шутливый тон.

— Послушай, как ты узнала, что я сижу тут один и умираю с голоду? Ты просто колдунья!

Они болтают о современных ведьмах, смеются. Страх немного отпускает его: А что, если я ее обниму? Может, она смягчится, растает, но тогда, наверно, я уже не смогу от нее оторваться.,

Они идут на кухню, берут из шкафа стаканы, несколько тарелок. Привычные жесты выручают его. Франка снова возвращается к их ссоре:

— У нас обоих трудный характер.

Что верно, то верно, думает Паоло И принимается ополаскивать стаканы, хотя никакой необходимости в этом нет. Мы прочно стоим на земле, у девушек крыльев не бывает. Крылья бывают у лжи.

Франка, однако, преисполнена самых добрых намерений:

— Мы имеем право говорить друг другу то, что думаем, — хотя бы для того, чтобы лучше понимать друг друга. Только я почему-то, помимо своей воли, вечно создаю всякие трудности. Правда?

— Да уж, — соглашается он и замечает, что всю тяжесть примирения возложил на нее, хотя следовало бы взять что-то и на себя.

— Ты считаешь, что у нас с тобой не все как надо? — продолжает она, опершись о кухонный шкафчик и выгнув спину.

Паоло аккуратно расставляет стаканы на сушилке, стараясь не прикоснуться к девушке. Нужно наконец решиться, да, сейчас самый подходящий момент.

Но он не успевает ничего сказать. От неожиданного резкого звонка Паоло вздрагивает и бледнеет.

Он забыл, что в мире есть страх. К тому же здесь Франка.

— Что с тобой? — спрашивает она, заметив, как он изменился в лице.

— Ты ничего не заметила, когда поднималась? Какой-нибудь суматохи, незнакомых лиц?

— Нет… — Внезапно до нее доходит смысл вопроса, она вспоминает о трости, которую Паоло Держал в руках.

— Что происходит, Паоло?

— Сейчас не до объяснений, попытайся вспомнить: по пути сюда ты не заметила ничего необычного?

У двери снова звонят: долго, настойчиво.

— По-моему, там была какая-то машина, а в ней — двое мужчин, — шепчет она. — Но что в этом странного? Все нормально…

— Ладно. Не волнуйся. Прости, я устал, нервы на пределе. Сиди здесь и не выглядывай. — Он гасит свет. — Боишься темноты?

— Нет.

Ее ответ он слышит, уже закрывая дверь кухни. Бросив взгляд на трость в подставке, он на этот раз ее не берет. Да и к чему? Напряженный до предела, Паоло рывком открывает дверь, готовый тут же ее захлопнуть.

Перед ним серое лицо Проккьо. В слабом свете лестничной лампочки оно, изборожденное глубокими жирными складками, похоже на уродливую маску. Волосы прилипли ко лбу, рука на кнопке звонка дрожит.

— Можно войти? — спрашивает он. Голос у него тоже дрожащий.

Внезапно Паоло охватывает слепая ярость. Схватив Проккьо за воротник, он втаскивает его в комнату и швыряет на диван.

— Я тут ни при чем, потому и пришел к тебе, клянусь, я ни при чем! — скулит Проккьо и старается прикрыть помертвевшее от страха лицо ладонью.

Паоло замечает, что все-таки держит в руке трость с тяжелым набалдашником. Лицо у него в этот момент, наверное, не лучше, чем у Проккьо. Й сердце бьется бешено, надо его унять.

— Придется тебе объяснить все, ничего не утаивая.

— Клянусь тебе, я здесь ни при чем. — Проккьо еще глубже забивается в угол дивана» — Я не виноват, я только передал содержание нашего разговора, это же моя обязанность.

— Кому передал? — Паоло с грозным видом склоняется над ним.

— Этого я сказать не могу, не могу, а то меня ждет такой же конец, как Дондеро, как Джину… Я сам узнал обо всем из газет… собственным глазам не поверил, я не думал, что они пойдут на это. — Голос у Проккьо прерывается, он до смерти напуган я судорожно глотает воздух. Паоло грозно смотрит на него и молчит. Он ждет. Проккьо пытается приподняться, уцепившись за полу его пиджака. Но Паоло сильным толчком возвращает его на место.

— Зачем ты явился сюда? Что тебе надо?

— Я хочу сказать тебе одну вещь, — торопливо, глотая слюну, говорит Проккьо. — Мне надо, чтобы ты знал: я лично с такими методами не согласен я хочу дать тебе возможность отплатить…

— Дальше, — говорит Паоло, закуривая сигарету. Он уже начал приходить в себя.

— Штиц. Оскар Штиц. Все из-за него. Я знаю, где его найти.

Журналист не может скрыть своего удивления. Проккьо сразу же использует ситуацию. Он поднимается с дивана, разглаживая ладонями измятый костюм, лицо его понемногу обретает нормальный цвет. Заинтересованность Паоло говорит о том, что он попал в точку.

— Но мне понадобится помощь. Когда эта история выплывет наружу, мое имя нигде не должно фигурировать. Обещай, что ты меня прикроешь.

Паоло смотрит на него с гадливостью. Вот вонючка. Его отец прав.

— А как ты оправдаешься перед своими хозяевами? Проккьо пожимает плечами:

— Если ты меня прикроешь, они меня ни за что не заподозрят. Там и других неприятностей хватает. Инженер долго не продержится, — говорит Проккьо, и в голосе его слышится злорадство.

— Кто такой Штиц?

— Я могу только сказать, где его можно найти. Есть на склоне Этны городишко, — Проккьо называет его, но Паоло это название ничего не говорит, — ты должен поехать туда и найти организацию, которая называется «Благие деяния в пользу убогих».

Паоло, не скрывая удивления, переспрашивает:

— Благие деяния?

— Да, да, именно так, — подтверждает Проккьо осклабившись. — Религиозное объединение, что-то вроде благотворительной организации. Больше мне ничего не известно, но могу заверить тебя, именно там ты найдешь человека, который вам нужен. Только без хитрости не обойтись, потому что они там тоже хитрые. Стоит им что-нибудь заподозрить — и тебе конец.

Проккьо берет руку Паоло и трясет ее, в лице у него опять ни кровники.

— Но ты не притянешь меня к этой истории, правда? Ты же обещал.

Паоло стряхивает его руку.

— Ладно. Обещаю. А теперь убирайся отсюда, чтоб глаза моя тебя больше не видели.

Паоло торопит Проккьо, очень уж ему хочется придушить этого подонка. Он распахивает дверь. Проккьо угодливо улыбается.

— В общем, ты — мне, я — тебе. Я всегда готов… как другу… Ты произвел хорошее впечатление на мою маму. А она разбирается в людях. Мама просила передать тебе привет.

— Убирайся вон! — орет Паоло, выталкивая его за дверь. Потом вытирает вспотевшие ладони о брюки. Ему кажется, что весь он покрыт липкой грязью, его даже тошнит. Штиц! Теперь, черт побери, он знает, где его искать. Штиц! Тут он вспоминает о Дондеро, о том, что надо ехать в Геную.

— Паоло!

Франка, бледная, стоит в дверях кухни. Они бросаются друг к другу и крепко обнимаются. Кто из них сделал первый шаг? Паоло медленно и ласково гладит ее по содрогающейся от рыданий спине, пока не чувствует, что напряженность спала, пока не осознает, что она сейчас вся в его власти.