П. Лотинкин - ТАЙНЫ ТРЕТЬЕЙ СТОЛИЦЫ.

Верочка села на витой итальянский стульчик, нахохлилась, и захныкала, забавно морща и пряча в ладошках умильное от сонной припухлости ли­чико:

— Да-а, работа... Тебе бы только ра-абота-а... А что я... А что мне... Ну, когда мне с тобой погово­рить? А, когда? Утром нельзя, тебе надо на работу. Вечером ты устал так, что спишь на ходу... Когда же мне-то?

— Ну-ну, перестань реветь, — рассиропился Владимир Георгиевич. Он прекрасно видел, что дочка пытается им манипулировать, но это был тот редчайший случай, когда навязывание чужой воли не вызывало в нем ничего, кроме умиления.

— Да-а, «переста-ань»... А Нинка Клеменко тебя вором назвала! — прохныкала Верочка.

Кунгусов мгновенно пришел в себя:

— Это дочь Сергея?

— Да, дяди Сережи. Она сказала, что пока мы на деньги пенсионеров особняки в Испании поку­паем, — вытаращив быстро высохшие глаза, за­частила дочка, — тут работяги без зарплаты, света и тепла дохнут! Она так и сказала: они дохнут, а вы там жируете!

— Стоп! Поспокойнее и поконкретнее. Почему она это сказала? В какой связи и по какому пово­ду?

— Ни по какому! Она мне завидует! Нинка за­видует, что ты главнее дяди Сережи. И что Мишка Окулов со мной ходит, а не с ней. Она вся извелась на тренажерах, а он все равно со мной ходит.

— Погоди. Откуда она узнала про дом в Ис­пании?

— Ну-у... Не знаю. Может, ей дядя Сережа сказал!

— Это возможно, — признал Владимир, но он никогда не стал бы вице-мэром, если бы его легко было обмануть. — Но вряд ли. Время, милая.

— Ну, допустим, это я ей сказала! Ну, сказала, ну и что? А что она про ихнюю виллу на Багамах мне всю плешь проела! Ах, у них там лифт! Ох, какой там бассейн! А у самой зад Икс-Эль!

— Ве-ра, — по складам тихо, но веско произнес Кунгусов, и дочка заплакала по-настоящему:

— Ну, пусть, не Икс-Эль, а эМ, но все равно у меня меньше!

— Ве-ра!

— А что я такого сделала? Не могла же я со­гласиться! Что, мне теперь кивать, да? Пусть моего папу вором зовут, да?! А мне — кивать?!

Что ж, рано или поздно этот разговор должен был состояться. Как ни оберегай детей, а все ж таки полностью изолировать их от зависти быдла всех полов и возрастов невозможно. Ну что ж. Кунгусов глянул на часы: минут пятнадцать у него еще есть.

- А почему бы, собственно, тебе и не кивать? — спросил он, присаживаясь рядом и кладя тяже­лую сильную руку на плечо дочери. Обняв ее, он заглянул в глаза и повторил:

— Собственно, с некоторой точки зрения, я и в самом деле — «вор». У нас ведь любой, кто рань­ше встал и собрал лучшие грибы в лесу, тот — вор. А кто продрых, и вынужден искать, что осталось: червивое, да мелкое — тот, де, страдалец. Его надо кормить и лелеять за счет государства. Ведь так?

— Ну-у... — пожала плечами Верочка. — На-аверное.

— На самом деле, у нас в доме нет ничего, что раньше принадлежало кому-нибудь. Все, что мы имеем, куплено: либо в магазине, либо, скажем, у строителей. Ты можешь спросить: но все это невоз­можно купить на мою зарплату в мэрии? Да, тех жалких трех или, кажется, двух тысяч долларов, которые я там получаю, нам на три дня не хватит. Не говоря уж о чем-нибудь более существенном. Вроде поездки в ту же Испанию. Но потому я и кручусь: мне надо обеспечить семью, вас, вот я встаю пораньше и кручусь весь день...

Он заметил, что дочка едва сдерживает зево­ту.

И в самом деле: с чего он решил, что она под­нялась в такую рань ради его лекции об основах их семейного благополучия? Это мужья и отцы пола­гают, что их жен и дочерей интересует то, как им достаются деньги. На самом деле, этим интересу­ются только налоговики и ревизоры. А женщинам хватает забот с тем, как эти деньжата поинтереснее истратить.

— Верунчик, а с чего ты вообще завела это разговор?

— Просто я не хочу, чтобы кто-нибудь назы­вал моего папу вором! Тем более, эта недоделанная Нинка!

— Ну и что же вы с Ниной конкретно не по­делили? — ласково спросил Кунгусов, накладывая себе обжаренную молодую картошку. Он не любил особых изысков в еде. Жалел на них время, да и был уверен: ничто так не мешает голове, как наби­тый с утра желудок. — Что ни говори, а ты одна из первых невест в городе. И если уж не самая красивая, — он улыбнулся, давая знать, что шутит, - то наверняка почти самая богатая. А у богатых сложностей куда больше, чем у бедных. В чем же тебя могла обойти дочь Клеменко?

- Она купила себе на бал платье от Гуччи!

— Но и у тебя тоже от него... За сколько, за пять тысяч? Неплохо, чтобы раз надеть!

— А у нее за семь! И у нее то самое, которое на дефиле показывала сама Клаудия Монроз! А мое

— только манекен на витрине!

— Ладно. Не плачь. Смотри на это, как на раз­новидность экзамена, — он добавил кетчупа и про­должил с полным ртом. - В конце концов, сейчас такое время, что ради хорошего мужика надо уметь побеждать в честной конкурентной борьбе. Ведь так? Понимаешь, далеко не всегда стоит демонс­трировать все свои возможности. Нередко гораздо полезнее вовремя и умело прибедниться.

— Вот еще! Ты столько вкалываешь, чтобы я прибеднялась?

— Так ты специально затеяла этот разговор, чтобы настроить меня против дяди Сережи? — Ме­теор посмотрел на часы и понял, что бассейн на сегодня отменяется.

— Нет, не против него. Против его Нинки! Пусть она не выделывается!

Нет уж, дорогая. Это твои проблемы, - он вы­тер губы салфеткой. - Учись решать их сама.

— Но я же... — девушка обиженно надула губ­ки, но договорить не успела.

— Все. Разговор окончен, — поцеловав дочь в макушку, Метеор отправился на службу под горькие всхлипы почти самой богатой невесты Катеринбурга.

Приятные хлопоты

Как всегда, свой рабочий день Кунгусов на­чал с чтения подготовленной референтом сводки о вчерашних и ночных событиях. Внимательно, как все, что он делал, он изучил ее до конца и именно в конце обнаружил самое важное.

ОБМОН — отдельный батальон милиции осо­бого назначения, который знающие люди Катерин­бурга называли личной гвардией мэра, — арестовал прошлым вечером какого-то приезжего из Москвы за незаконное проникновение в жилище.

ОБМОН не имел никакого отношения к по­добным делам. Он предназначался для «освобожде­ния» предприятий от невыгодных мэрии владель­цев. И само то, что эту «пушку» использовали для захвата какого-то заезжего «воробья», не могло не встревожить вице-мэра. Как опытный аппаратчик, Метеор понимал: первый день, когда возле мэра свершится что-то существенное без его, Кунгусова, ведома, станет последним днем его незаменимости.

Надо было срочно разобраться: либо это Чир­нецкий затеял что-то в обход своего «вице», либо это принаглел бывший мент Тешков — начальник службы безопасности мэра и давний соперник

Метеора в подковерной борьбе. А, может, это сами обмоновцы просто сшибают левые деньги?