Наталья Манухина - Наши люди в Шанхае

— Сережа! — Я оглянулась.

Растерянный Алсуфьев в молчаливо-яростном исступлении шарил по карманам.

Нет, это невозможно. Опять что-то потерял.

— Сережа! — Я помахала в воздухе яркими картонными прямоугольниками. — Билеты у меня! Ты мне их только что отдал.

— Ах, да. Совсем забыл. Прости, Наташечка. — Он подошел и встал рядом. — Классно сделаны. Прямо как живые артисты.

— Гм, — задумчиво кивнула я, — действительно, как живые — Ты знаешь, мне кажется, я их уже видела. Я видела артистов точно в таких же костюмах и в таком гриме. И видела на сцене. Я помню это отчетливо. Темный зрительный зал, освещенная сцена, а на сцене эти персонажи. Как думаешь, мы были в детстве на пекинской опере?

— В Шанхае? В Шанхае — нет. Не думаю…

— Но я их помню. Вот эту девушку в голубом кимоно помню, и молодого красивого китайца в красном, и старика с седой бородой. Я даже помню, кто он, этот старик. Он волшебник. А этот с черной бородой и в маске — разбойник.

— Ну да, что-то подобное мы видели. Ты права. Родители часто брали нас с собой в театр. Но не думаю, что мы были когда-либо на пекинской опере. Нет, не думаю. Эти персонажи — характерные персонажи китайской драмы, а то, что известно за рубежом под названием «пекинская опера», лишь одна из ее разновидностей. Пойдем лучше в зал и там посмотрим. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— Очень актуально, — хихикнула я. — Особенно, когда собираешься слушать оперу на китайском языке, не имея возможности ознакомиться с либретто.

Зря я хихикала. Пекинская опера — зрелище столь живописное и выразительное, что все понятно без слов.

Красочная одежда и грим актеров позволяют судить об их амплуа, а стилизованная жестикуляция артистов и сценические эффекты ярко и образно объясняют вам смысл всего происходящего на сцене.

К тому же места у нас были очень удачные. С них видно было не только потрясающую мимику актеров, но даже выражение их глаз.

Спасибо Алсуфьеву. Расстарался и купил самые дорогущие билеты за столик на две персоны у самого края сцены.

Оказывается, театр пекинской оперы это не только большой зрительный зал, но и чайная, то есть во время представления вы еще можете наслаждаться ароматным зеленым чаем с засахаренными фруктами.

Почти на ощупь я налила нам с Алсуфьевым по чашке чаю. Мне даже на мгновение было жалко оторваться от сцены. Игра китайских актеров завораживала. Они играли руками, телом, глазами. Я не хотела пропустить ни жеста, ни шага из этой мастерской игры.

Я даже не стала читать бегущую строку с английским текстом. Поначалу пристроилась было, потом прекратила. Пес с ним, с переводом. Выяснила, что опера называется «Нефритовый браслет», и успокоилась. Хватит. И так все понятно.

Да и китайский текст, как я успела заметить, не отличался разнообразием. Все китайские певцы и певицы пели одно и то же. Во всяком случае, так я воспринимала на слух.

— Ху-и-и-и!!! — пронзительно заливалась молоденькая инженю, обрадованная тем, что нашла нефритовый браслет.

— Ху-и-и-и!!! — столь же пронзительно вторил ей герой-любовник в замысловатом головном уборе, подбросивший этот самый браслет всего минуту назад.

— Ху-и-и-и-и! — надрывался плутоватый простак, который случайно проходил мимо и оказался невольным свидетелем этой сценки.

Пронзительное пение актеров, сопровождаемое резкими звуками струнных и ударных инструментов, создавало в зрительном зале какую-то неповторимо стилизованную волшебную атмосферу.

Сказочное очарование пекинской оперы нарушил официант, подошедший к нашему столику принять заказ.

«Спохватился, батюшка! — раздраженно подумала я. — Тебя только за смертью посылать».

О чем человек думает? Непонятно. Винную карту принес еще перед началом спектакля, а за заказом пришел только сейчас.

Интересно, вино он принесет, когда артисты выйдут на поклон?

Я закатила глаза и красноречиво передернула плечами. Алсуфьев успокаивающе похлопал меня по руке и сделал заказ. Я недовольно фыркнула и вернулась к опере.

Что это? Кошмар какой. Стоило всего лишь на минуту отвлечься на нерадивого официанта, и на тебе, потеряла нить спектакля.

Откуда появилось столько новых персонажей?

Стройные красивые китаянки буквально заполонили сцену. Может, это хор?

А этот старец? Кто он?

Важный седобородый седобровый старец в белых одеждах откуда ни возьмись появился в центре сцены, ровно в том месте, где раньше топтался парнишка плутоватого вида. Он встал в величественную позу и запел нечто героическое. Нельзя сказать, что героическая ария старца мне не понравилась. Но эта красивая ария по моим представлениям никак не вписывалась в прежний ход событий.

Как говорится, ни в колхоз, ни в красную армию.

Может быть, началась какая-то другая опера? Трогательная комическая история про нефритовый браслет уже закончилась, а я и не заметила. Прозевала.

Похоже на то.

Я поискала глазами плутоватого парнишку-простака. Испарился! Исчез бесследно.

А где же инженю с красавцем вельможей?

Эти здесь. Испуганная инженю и поникший герой-любовник все еще пребывают на сцене. Они безропотно внимают разгневанному старцу.

«Нефритовый браслет» продолжается?

Внезапно хрупкая беспомощная инженю, сделав двойное сальто на месте, выхватила тонкой изящной ручкой откуда то из-под полы своего кимоно огромный стальной меч и принялась им ловко жонглировать.

«Какая же это, к чертовой матери, инженю?» — удивилась я.

Ничего не понимаю.

Хор девушек грянул пронзительно бодрое: «Ху-и-и-и-и!» — и пустился в пляс.

Из-за кулис им на подмогу горохом высыпал хор «мальчиков». Певцы все были маленького, роста, кривоногие, и все как на подбор с переломанными ушами и носами.

Они молча разбежались по сцене и выстроились в две ровные шеренги.

«Господи, страшненькие какие!» — мысленно содрогнулась я.

И одеты невзрачно. Все в серых одинаковых шароварах с серыми же поддевками, а на головах у них такого же мышиного цвета шапочки неудачного кроя, еще больше подчеркивающие уродливость и без того уродливых поломанных ушей.

Странно.

Наверное, у них голоса красивые, поэтому их сюда и взяли. Ведь для оперного певца самое важное — это голос. Внешние данные: лицо, фигура — вторичны.

Я пыталась найти разумное объяснение своеобразному вкусу руководителя мужского хора. Во всем должна быть своя логика, согласитесь.

Пока я разглядывала «хор мальчиков», Алсуфьев разговорился с пожилым китайцем, сидящим за соседним столиком.

Не понимаю! Хоть убейте, не понимаю, о чем можно столь оживленно беседовать с совершенно незнакомым человеком. Да еще с таким, мягко говоря, неординарным.