Абдурахман Авторханов - Загадка смерти Сталина. Исследование

1) ликвидация репрессивной системы Сталина — Берия;

2) консолидация политики в европейских странах-сателлитах, начав ее с ликвидации «социализма» в ГДР и объединения двух Германий;

3) предупредить развал СССР, вернувшись к ленинской политике «коренизации»;

4) перемещение власти от партаппарата к госаппарату.

Вот это все не устраивало партократию, отсюда и заговор против Берия. Огромную роль, конечно, играли и личные мотивы в действиях заговорщиков. После смерти Сталина соучастники антисталинского заговора увидели, что поменяли одного диктатора на другого. Лишенный дипломатического дара Сталина в обращении с потенциальными противниками и находясь в эйфории от блестящего успеха своего заговора против Сталина, Берия, переоценив себя, начал рубить сплеча. Уже первый его шаг был опрометчивым — послесталинское правительство, фактически было назначено им вопреки требованию Молотова рекомендовать правительство от имени ЦК КПСС, а не от имени одного Берия (Молотов рассказывал на Пленуме о своем звонке Берия на этот счет и об отказе Берия принять его предложение). Такие его действия оценены в постановлении Пленума ЦК как попытка поставить политическую полицию над партией. Абсурд. Еще с 30-х годов сам Сталин поставил ее над партией, а Берия только воспользовался этим наследием культа личности, чтобы оперативно организовать новое «временное правительство», а дальше будет видно. Во «временном правительстве» Берия взял на себя роль второго лидера, чтобы править первым. Все это видели, и никто этим как будто не возмущался. Не возмущался и сам юридически первый лидер, классик данной системы Маленков, не возмущался бесцветный бюрократ Булганин, правда, возмущались Молотов и Каганович: первый тем, что Берия не соблюдает традиционного порядка назначения правительства через ЦК КПСС, а второй тем, что Берия в присутствии всего Президиума ЦК говорит о Сталине всякие «пакости». Ворошилов и Микоян оказались вообще невозмутимыми: им был хорош Сталин, теперь им хорош и Берия. Однако один «возмутитель» все-таки нашелся, который у Берия числился в политических клоунах, способный в его глазах на роль затейника, а не серьезного политика, — Хрущев. Но «затейник» оказался в сталинском искусстве внезапных ударов на класс выше самого Берия. Как мы узнали из выступлений Хрущева и Булганина на Пленуме, Хрущев, завербовавший еще во время болезни Сталина Маленкова и Булганина против Берия (все трое жили в одном доме, что облегчило задачу конспирации при встречах), начал искать новых союзников. После смерти Сталина Хрущев очень легко убедил Молотова и Кагановича, что Берия был и остался их врагом и метит в диктаторы.

Таким образом, в реорганизованном Президиуме ЦК КПСС создалось авторитетное большинство против Берия. Одновременно Хрущев и Булганин подобрали и команду из среды военных во главе с маршалом Жуковым для ареста Берия. Техника исполнения заговора была до гениальности проста: арестовать Берия на очередном заседании правительства. Прежде всего Хрущев и по его режиссуре Маленков провели предварительную подготовку во время их уединенных прогулок с Берия, внушая ему, что в их лице он имеет глубоко преданных единомышленников и верных соратников (участие в заговоре против Сталина — лучшее доказательство).

Хрущев рассказал на Пленуме, какова была цель такой «дружбы»: «Некоторые говорили: как же так, Маленков часто под руку ходит с Берия… Хрущев с ним также ходит… Я считаю, что до поры до времени это хождение нам пользу принесло и было нужно. В четверг (25 июня) мы — Маленков, я и Берия — ехали в одной машине, хотя мы знали, что он интриган, что меня интригует против Маленкова и против других… Прощается он, руку жмет, а я ему тоже отвечаю «горячим» пожатием: ну, думаю, подлец, последнее пожатие, завтра в два часа мы тебя подожмем. (Смех.) Мы тебе не руку подожмем, а хвост подожмем. С таким вероломным человеком только так надо было поступить. Если бы мы ему сказали хоть немножко раньше, что он негодяй, то я убежден, что он расправился бы с нами… Похоронит тебя, речь произнесет: «Здесь покоится деятель партии и правительства». Он способен на это. Он способен подлить отраву » («Известия ЦК КПСС», 1991, № 1, с. 158; выделено мною. — А.А. ).

Хрущев признался, что с вероломным Берия он поступил вероломно. Искусству вероломства их учил сам Сталин, которого они лишили жизни и власти тоже вероломно. Каков учитель, таковы и ученики.

Что Сталин был в панике, свидетельствует и семейная хроника. Так, тетка Светланы Аллилуевой, Евгения Аллилуева, рассказала о своей встрече со Сталиным в августе 1941 года (через два месяца после начала войны): «Я никогда не видела Иосифа таким подавленным и растерянным. Я приехала к нему, думая найти поддержку, надеясь, что он подбодрит меня… Каков же был мой ужас, когда я нашла его самого я состоянии, близком к панике» ( Светлана Аллилуева.Только один год. Harper & Row, 1969, с. 324).

Мое удивление было беспредельным, когда, будучи заведующим орготделом Чеченского обкома партии, я совершенно случайно прочел предназначенную шифровке шпионскую информацию нашего начальника спецсектора Соковых против первого секретаря обкома партии, члена ЦКК Хасмана.

Все военные знали об этом надзоре (даже в войну) и вовсе им не возмущались. Вот характерное свидетельство генерала армии Штеменко о его разговоре с маршалом Тимошенко, в штаб которого он был назначен:« Тимошенко: Теперь понял, что ты не тот, кем я тебя считал. Штеменко: А кем же вы меня считали? Тимошенко: Думал, что ты специально приставлен ко мне Сталиным» ( Штеменко С. М.Генеральный штаб в годы войны. М., Воениздат, 1968, с. 277).

Когда вконец распоясавшегося главу этой академии академика Лысенко спросили, почему вся западная генетика — ложь, а каждое его дилетантское слово — истина, кто ему дал патент на безгрешность, Лысенко невозмутимо заявил: «Я отвечаю. ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил» ( Лысенко Т. Д.Агробиология. 1949, с. 645).

Таким образом Сталин не только скрывал собственные преступления, но еще и зарабатывал в глазах народа «моральный капитал». Вот, например, что он говорил о Ежове авиаконструктору А. Яковлеву:

«Однажды за ужином Сталин заговорил:

— Ежов — мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяным. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли» («Цель жизни». М., 1970, с. 509).