Михель Гавен - Три дня в Сирии

— Успокойтесь, — Джин распрямилась, подошла к женщине, ласково взяла ее за руку, прислонив голову к своему плечу. — Не плачьте. Сейчас посмотрим, что можно сделать. Все совершенно бесплатно.

Женщина отстранилась, усталыми, поблекшими глазами всматривалась в лицо Джин, точно не веря.

— Пожалуйста, — попросила Джин, — принесите мне свет. Надо осмотреть рану. Милюк, дайте мне, пожалуйста, медикаменты.

Помощник Бушры аль-Асад поставил на пол рядом с ней медицинский кофр. Джин открыла его, достала резиновые перчатки, маску. Надев их, начала осторожно разматывать повязки на голове у юноши. Мать принесла лампу. Грозно прикрикнув на остальных женщин, она заставила их всех выйти из комнаты.

— Может, воды принести? — спросила женщина уже участливо.

— Нет, нет, — Джин покачала головой, — ни в коем случае. Вода здесь зараженная, в ней много микробов, поэтому мы ею не можем пользоваться. У меня все с собой есть — и очищенная вода, и остальное. Тихо, тихо, надо потерпеть, — шептала Джин. Повязка присохла, ее пришлось отрывать, и юноша застонал от боли. — Сейчас станет легче. Сложный случай, — освободив рану, она взглянула на Милюка. — Поврежден глаз. Как я вижу, довольно серьезно. Пожалуйста, наклоните лампу сюда, — попросила Джин женщину. — Пуля прошла навылет, — продолжала она. — Остальное надо смотреть вместе со специалистом, с офтальмологом, но я вижу однозначно полный паралич глазных мышц. Не исключено, что задеты верхние стенки глазницы, а через полость носа пострадал и головной мозг. Молодого человека надо везти в стационар, — быстро повернулась она к матери. — У вашего сына высокая температура. Я вижу, рана засорена, в ней началось нагноение. Если гной пройдет в мозг, могут наступить тяжелые осложнения. Не исключено большое скопление крови.

— Как же, переворачивали, — растерянно сказала мать. — Надо же за ним подтирать. В больницу я его не отдам, — запротестовала она, — невозможно. Там его окончательно угробят.

— Мне вы его отдадите? — спросила Джин и выпрямилась, встав перед ней. — Лично мне? Я отвезу его не в больницу, а в закрытый госпиталь, в очень хорошие условия. Только там, при наличии всего необходимого оборудования и консультации окулиста, смогу сделать ему операцию, которая спасет ему если не глаз, то, во всяком случае, жизнь. Здесь ничего толком нельзя сделать, кроме как оказать первую помощь. Он может умереть от заражения крови, от паралича сердца, и так далее. Есть только одна возможность выжить — ехать в клинику. Вы поедете с ним, для большего спокойствия, — пообещала Джин, взглянув на Милюка. Тот кивнул, подтверждая. — Вы будете ухаживать за ним. Все будет происходить на ваших глазах, я обещаю. Никаких тайн, вы все будете знать. Решайте.

Мать нервно дергала концы платка и потом, опустив голову, прошептала:

— Мне надо спросить отца.

— Хорошо, — согласилась Джин. — Идите спросите, а я пока проведу первичную обработку раны, наложу повязку. Надо ввести лекарства и поставить физраствор. У юноши явное обезвоживание, — заметила она. — Сам он не пьет, практически все время находится в бессознательном состоянии, а иным способом у родственников не было возможности обеспечить его водой. Посветите мне, Милюк, — попросила Джин и, закатав рукав рубашки раненого, начала устанавливать катетер.

— Держите бутылку с физраствором, — попросила она Милюка. — Потом мы перенесем юношу в машину и закрепим бутылку там. Они согласятся, я уверена, — Джин кивнула в сторону окна, за которым слышались бурные разговоры. — Собственно, ничего другого им не остается. Они сами видят, в каком плохом он состоянии.

— Я понимаю, госпожа, — Милюк взял бутылку физраствора, а Джин воткнула в нее носик капельницы и начала прогонять содержимое бутылки по трубке. — Мне понадобится офтальмолог, — сказала она. — Ранение глаза — очень тонкая вещь, можно запросто лишить человека зрения, если не разбираться хорошенько. Я кое-что знаю об этом, так как имела нейрохирургическую практику, но все-таки хочу, чтобы, когда я буду проводить операцию, окулист был рядом. Нужно специальное оборудование. Мне помнится, в отеле у Мустафы присутствовал какой-то офтальмолог, — вспомнила Джин. — Кажется, он занимал у него должность врача. Пригласите хотя бы его, если не найдется никого получше, — попросила она. — Во всяком случае, он учился в Москве. Чему-то же его там научили, я надеюсь.

— Хорошо, госпожа, — с готовностью ответил Милюк, достав телефон. — Офтальмолог будет в резиденции, когда мы вернемся. Я доложу госпоже аль-Асад.

— Спасибо.

Джин поставила капельницу, ввела антибиотик, обезболивающее и, наклонившись над раненым, начала осторожно обрабатывать рану.

— Если я правильно понимаю, — заметила она, — все травматические симптомы повреждения глазной щели налицо, а раневый канал уходит в пазухи носа. Сейчас я все здесь дезинфицирую, он уже не почувствует боли, и затем наложу повязку. Как там с окулистом? — спросила Джин, взглянув на Милюка.

— Госпожа аль-Асад распорядилась его привезти, — ответил он.

— Хорошо.

Джин закрыла рану стерильным тампоном, осторожно приподняв голову раненого, начала бинтовать. Дверь с улицы открылась и в комнату вошла мать пострадавшего.

— Мы согласны, — негромко сказала она, вытирая слезы концом платка. — Везите его в госпиталь. Значит, так угодно Аллаху.

— Вы поедете с ним, если хотите, — Джин повернулась к ней. — Я повторяю, это возможно, — подчеркнула молодая женщина.

— Да, поеду, — женщина кивнула. — Я буду с ним, сколько придется. Я так и сказала отцу. Он не возражает.

Теперь она смотрела на Джин с надеждой. Ее агрессивность сменилась какой-то жалостливой покорностью, готовностью исполнять все приказания, лишь бы спасти сына.

— Не расстраивайтесь, все будет хорошо, я надеюсь.

Закончив перевязку, Джин распрямилась, встала, сдернула перчатки и ласково обняла женщину.

— Не волнуйтесь. Он выживет. Однозначно, — сказала она негромко. — Вопрос только в том, удастся ли сохранить глаз, но мы будем стараться. Милюк, — Джин обратилась к помощнику госпожи аль-Асад. — Позовите ваших помощников. Юношу надо перенести в машину. Идите с ними сами, постарайтесь не отставать, чтобы трубка капельницы оставалась вертикальной не получилось закупорки. Кроме того, раненого надо нести в строго горизонтальном положении, ведь нельзя допустить кровоизлияния в мозг.

— Слушаюсь, госпожа, — Милюк снова взялся за телефон, вызывая подчиненных.

— Мы с вами сейчас запишем имя, фамилию вашего сына, год рождения, — сказала Джин, подошла к матери и достала из кармана куртки блокнот с ручкой. — Я составлю на него карточку, чтобы в дальнейшем, к какому бы врачу вы не обратились, — объяснила она, — он знал точно, каково было изначальное положение, какие меры были приняты, каковы рекомендации по дальнейшему лечению. Вы не против? — Джин ободряюще улыбнулась растерянной матери.