Михель Гавен - Три дня в Сирии

— Но ведь пойдет кровь?

— Пойдет, — согласилась Джин. — Нам главное, чтобы раненый дышал, пока мы довезем его до операционной, и этой цели мы достигнем. Во избежание обезвоживания и загустения крови поставьте капельницу. Вы видели, как я это делала. Я вам показывала. Вы сможете поставить катетер. Справитесь?

— Справимся, — ответил Милюк. — У меня есть некоторый опыт. Приходилось делать это на войне. Сделаем. Я еще перезвоню.

— Хорошо.

Джин вернула трубку Измиру, снова подошла к операционному столу и надела новые резиновые перчатки.

— Вы действительно хороший врач, — сказал Фарух. — Видите выход для пациента в любой ситуации.

— Спасибо, — скромно ответила она. — Были случаи, когда пришлось научиться многому.

«С такой бабушкой стыдно быть плохим врачом, — подумала Джин про себя. — Слышать все равно приятно».

— Так, что тут у нас? — она склонилась над больным. — Дайте мне сюда свет, пожалуйста. Я полагаю, разрез будем делать срединный с расширением снизу. Согласны? — она взглянула поверх маски на Фаруха. — По внешнему обследованию, похоже, именно там находится часть воспаленной кишки, которую придется удалять.

— Я согласен, вам виднее, — ответил Фарух. — Наркоз подействовал? — спросил он медсестру.

— Так точно, — ответила она. — Пациент спит.

— Очень хорошо, — кивнула Джин. — Тогда приступим.

— Сколько времени уже длится заражение? — спросил Фарух, подавая ей инструмент.

— Я полагаю, с неделю, — ответила Джин. — Он был ранен две недели назад, где-то дней семь организм сопротивлялся, но помощи никакой оказано не было. Тогда все и началось.

— Выживаемость при перитоните с таким сроком не больше десяти процентов, по статистике, — заметил Фарух.

— Меня не интересует статистика, — ответила Джин. — Меня интересует пациент. Я хочу знать, какие органы повреждены и что надо сделать, чтобы спасти пациенту жизнь. Только это меня сейчас волнует. Если он продержался так долго, мы не имеем права даже сомневаться. Мы должны сделать все от нас зависящее и верить в успех. Видите, сколько гноя, — Джин показала Фаруху пораженные ткани. — Срочно вычищаем все это, мне надо добраться до кишечной петли. Я полагаю, главный источник там.

— Опять звонит майор Раджахи, — в операционную заглянул Милюк, — сказать, что вы оперируете и не можете подойти?

— Нет, почему же. Вычищайте здесь все, я сейчас, — сказала она Фаруху.

Сдернув перчатки и маску, Джин вышла в коридор и в который уже раз взяла трубку:

— Я слушаю, Милюк.

— Мы все сделали, как вы сказали, госпожа Зоя, — доложил офицер. — Раненого погрузили, поставили капельницу. Сейчас приехали по второму адресу. Тут все серьезно. Раненый лежит на дворе, под солнцем. В доме тоже никого нет. Похоже, он подвергся нападению. У него старое ранение плечевого сустава, сквозное, но там все более-менее заживает. Недавно полученное, совершенно новое ранение в груди, огнестрельное. Кто-то пытался застрелить мужчину, а он убегал. Так и оказался на дворе, — взволнованно продолжал Милюк. — Его догнали, но не убили, а только ранили. Что-то, видимо, помешало. Я уже вызвал полицию, чтобы разобрались в произошедшем. Никаких других пострадавших мы не обнаружили. Соседи попрятались. Похоже, он лежит здесь часа два или три, и у него сильное внутреннее кровотечение. Что делать? Можно ли его трогать?

— Трогать можно и даже нужно, — ответила Джин. — Немедленно ставьте капельницу. Обязательно. Как он дышит?

— Тяжело, с хрипом.

— Свист, хлюпанья?

— Да, госпожа, присутствуют.

— Похоже, задето легкое, — предположила Джин. — Мы имеем в наличии клапанный пневмоторакс. Значит так, Милюк, — она на мгновение задумалась, — огнестрельное ранение немедленно заклейте пластырем, — продолжила она почти сразу, — чтобы туда не проникал воздух, а потом перевяжите. Под ключицей сделайте прокол ножницами. Надо выпустить воздух, который уже попал и скопился внутри…

— Как «ножницами»?

— Да, ножом или ножницами, чем найдется, — подтвердила она. — Потом полученную рану также заклейте и завяжите, срочно везите сюда. Если все так, как вы говорите, это пациент для немедленной операции.

— У нас еще последний адрес, — напомнил Милюк.

— Хорошо, заезжайте за последним и срочно сюда, — согласилась Джин.

— Слушаюсь.

«Я скоро стану главным хирургом сирийской армии, как моя бабушка когда-то была главным хирургом войск СС, — подумала Джин с грустной иронией. — Стоит мне только задержаться в Даре на недельку».

— Я осмотрел глаз, — выскочив из соседней комнаты, к ней подбежал офтальмолог. — Я полагаю, зрение можно сохранить. Надо провести отсечение выпавшего цилиарного тела и наложить сквозные швы, а дальше уже применять консервативное лечение.

— Хорошо, — кивнула Джин. — Если надо отсекать, будем отсекать. Готовьте раненого к операции, — распорядилась она. — Он будет следующим, пока Милюк не привез еще тяжелых. У вас есть с собой специальное оборудование? Вы сами справитесь с этим делом?

— Я не умею накладывать швы, — растерянно произнес офтальмолог. — Да и отсекать не очень, — добавил он растерянно.

«Он умеет только указкой показывать буквы на доске и спрашивать, где „а“, где „б“», — рассерженно подумала Джин.

— Хорошо, я сделаю рассечение и удалю, — согласилась она. — Операция сложная. Мне нужно хорошо видеть, что я делаю, и вы мне тоже нужны постоянно рядом для консультации.

— Линзы я обеспечу, я привез с собой, мне сказали, — ответил доктор поспешно. Было видно, он очень обрадовался, что оперировать глаз все-таки придется не ему. — Постою, конечно.

«Короче, не сбежишь».

— Тогда все в порядке, — кивнула Джин. — Вдвоем мы справимся, я уверена. К тому же не надо забывать, что раневый канал проходит в головной мозг. Вы это заметили?

— Нет, — ответил офтальмолог, опять заметно растерявшись.

— Неважно, — Джин поморщилась. — Я посмотрю сама. Слава богу, в этом я понимаю. Идите, готовьтесь, — распорядилась она и, повернувшись, снова вошла в операционную.

— Все готово, — доложил Джин Фарух. — Я все очистил и осмотрел. Повреждены кишечник в двух местах и, как мне кажется, задета часть печени.

— Плохо, но все же не смертельно, — Джин надела чистую маску, подошла к операционному столу. — Полиорганное заражение только началось. Возможно, мы успели в самый последний момент, и это его единственный шанс спастись. Будем удалять, шить, и как можно быстрее. Больше ничего не остается. Надо соревноваться со смертью. Наперегонки. Надеюсь на победу.

— Я не вижу ни резиновых трубок, ни зондов, — заметил Фарух с сомнением, оглядывая приготовленный инструментарий. — Их не привезли? Как мы будем вести больного после операции? Надо же делать промывания для снижения интенсивности обменных процессов, сужать сосуды, дезинфицировать полость…