Михель Гавен - «Роза» Исфахана

Джин подошла к компьютеру и, пробежав стрелкой мыши по экрану, открыла статистические данные. «Очень интересно. Эпицентр находился там, где, по данным Дэвида, иранцы недавно установили зенитную батарею. То есть у предполагаемого объекта „Роза“. И если даже батарея и сам объект не пострадали, поскольку подземные толчки были невелики, утечка радиации вполне могла произойти. Либо, раз Нассири подозревает, что его друга отравили, кто-то намеренно допустил её, воспользовавшись природным катаклизмом. Но кто и зачем? Чтобы ответить на эти вопросы, остается надеяться лишь на то, что Лахути сможет добиться для меня разрешения осмотреть больного. Что ж, — невесело усмехнулась Джин, — ради этого, пожалуй, стоило изменить Майку с иранским капитаном. Ведь если бы я отказала Лахути вчера, еще неизвестно, как бы он повел себя по отношению ко мне сегодня. Вполне возможно, попросил бы даже перевода в другую спасательную команду, чтобы больше со мной не встречаться. И кого бы тогда вместо него прислали? Убежденного хомейниста, у которого не было студенческого прошлого, возлюбленной танцовщицы Эке и сожалений о прежней жизни? То есть, проще говоря, фанатика, слепо верящего нынешней власти. Нет, такой персонаж не только осложнил бы мне жизнь, но и всю мою шпионскую деятельность мог бы свести к нулю. Так что небольшая уступка Шахриару, с которой всё еще не может смириться совесть, возможно, имеет гораздо большее значение, нежели вынужденное романтическое приключение…»

— Я принесла кофе, ханум, — прервала размышления Джин помощница, подойдя к столу с подносом, на котором, источая аромат свежезаваренного кофе, стоял пузатый кофейник с узким носом. — Можно, я возьму кусочек нуги, ханум? — смешно наморщила она носик.

— Конечно, Марьям. Бери, сколько хочешь, — кивнула Джин, закрыв файл со статистикой землетрясений.

На темно-голубом фоне монитора снова высветилась картина Рафаэля.

— Какая интересная картинка, — уселась в кресло напротив Марьям, разлив кофе по чашкам. — А кто этот человек с колючей проволокой на голове? Он мертвый, да? Его убили? — Она засунула в рот кусок нуги с орехами.

— Это Иисус, — пояснила Джин и взяла свою чашку. — В Коране его называют «пророк Иса». Ты должна была читать о нем в школе. И на голове у него не колючая проволока, — улыбнулась она, — а ветка терновника, терновый венец. Такой венец надевали на голову всем, кого вели на распятие. Смертникам, как теперь сказали бы. Иисуса распяли на кресте давно, задолго до появления Магомета. А на этой картине его ученики, последователи, снимают тело Исы с креста, чтобы предать земле.

— Да, я вспомнила, нам читали об этом. — Марьям отхлебнула кофе, засунула в рот еще один кусок нуги, прищелкнула языком от удовольствия. — Очень вкусно, ханум, попробуйте. — И вернулась к обсуждению картины: — Но я никогда не думала, что Иса выглядел именно так. В наших книжках не было рисунков. Теперь буду знать. И расскажу отцу. Он часто читает Коран, ему будет интересно. А кто нарисовал эту картинку? Тот, кто был там же, рядом с Исой, и всё видел? А потом эту картинку перенесли на компьютер, да?

— Да, отсканировали репродукцию и перенесли на компьютер, — снова улыбнулась Джин. — Но на самом деле это не картинка, а великая картина величайшего мастера, одного из самых великих на земле за всю историю её существования…

— Он тоже был учеником Исы? — перестав жевать, Марьям теперь неотрывно смотрела на Джин.

— В какой-то мере да, ведь всё великое в нашем мире не обходится без божьей искры. И все великие мастера живописи, музыки, литературы — люди посвященные, это совершенно точно. Автор этой картины — итальянец Рафаэль Санти. Конечно же, он не присутствовал при казни Христа, поскольку родился много позже. Но, прочитав о сцене распятия в Библии, такой же священной книге как Коран, смог представить, как всё происходило, и запечатлеть это на холсте.

— То есть попросту придумал?

— Не совсем. Скорее прозрел. Просто закрыл глаза и увидел. Христос сам подсказал ему, как всё было. Ведь Рафаэль был необычным человеком: он обладал талантом видеть то, что не дано простым смертным.

— Как интере-есно, — протянула Марьям, подавшись вперед, к монитору. Помолчав, поведала: — Однажды мы с классом были в Тегеране, и там нас поселили в гостинице. А в переулке напротив, он, кажется, назывался Мофат, — она снова смешно наморщила нос, — стояло странное здание. Похожее на мечеть, только без минаретов и большого купола. С крестом над входом. Учитель сказал нам, что это христианский храм. Мне стало любопытно, и как-то утром я потихоньку улизнула из гостиницы, подошла к этому странному зданию и заглянула внутрь. Там очень красиво пели, а на стенах висели почти такие же картинки, как у вас здесь, — девушка поднесла палец к монитору. — И перед ними горели свечи.

— Ты заглянула в храм Святого Николая, Марьям. Он принадлежит Русской православной церкви. Тебе понравилось его внутреннее убранство?

— Да, ханум, очень. Отец потом объяснил мне, что я попала на христианское богослужение, а картинки на стенах называются иконами.

— Он прав, — кивнула Джин. — И сюжеты для них иконописцы берут тоже из Библии.

— И на всех изображен Иса?

— Не только. Еще его мать Марьям, ученики-апостолы, святые… В христианстве много святых, но Иса, конечно, главный среди всех, ведь он — Сын Божий.

— Мать Исы звали как меня? — округлила глаза Марьям.

— Возможно, в честь нее тебя и назвали, — предположила Джин, с улыбкой наблюдая за девушкой.

— Обязательно спрошу у отца, — закивала та. — Он говорил, что имя мне придумала мама. Интересно, почему именно такое?..

— Что показывают анализы?

Человек, лежавший на больничной койке, вызвал у Джин ассоциацию с египетской мумией, которую только что извлекли из саркофага и распеленали. Скелет, обтянутый желтой, совершенно обезвоженной и потрескавшейся как старинный пергамент кожей. Практически голый череп, хилые клочки волос топорщатся только на висках и затылке. Лицо без бровей, глаза без ресниц. Вместо глаз — две глубокие черные дыры.

Когда Джин подошла, человек с огромным усилием повернул голову в её сторону, и на подушке остался клок совершенно бесцветных волос. Больной шевельнул потрескавшимися губами, по сморщенной желтой щеке скатилась слеза. Сердце Джин сжалось. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять: дни несчастного сочтены. Тем удивительнее показался ответ доктора Нассири:

— Анализы не показали ничего существенного, ханум. Кроме, пожалуй, резкого снижения уровня лейкоцитов, который продолжает неуклонно снижаться.

— И вы считаете это несущественным? — Джин повернулась к доктору, взяла протянутые им результаты обследования. — А по-моему, это говорит о поражении костного мозга, не способного более обеспечивать деятельность организма. Такие показатели, — кивнула она на бумагу, — характерны обычно для лейкемии, причем в последней стадии. Какой вы поставили диагноз?