Анатолий Гончаров - АГЕНТЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ

Сподвижник солнцевских братков, подельник самых одиозных криминальных авторитетов – Семена Могилевича, Мони Кишиневского и Марата Балагулы – мелкий клиент Второго Главного управления КГБ, агент МОССАДа, игрок и кидала, аферист и провокатор, коллекционер жен и старинного фарфора, заботливый, отец четверых детей и безмятежный гешефт-махер, способный продать даже тех, кто его покупал, – Шабтай Калманович являлся именно тем субъектом, на котором кот Бегемот непременно поставил бы свое клеймо «Уплочено», если бы нашел куда. Крахмальная рубашка Шабки вся была залита кровью: только две пули из двадцати прошли мимо. Погиб невольник чести. Пал, оклеветанный братвой.

Странно, однако даже Воланду не пришло в голову, что барон, расстрелянный во второй раз у Новодевичьего монастыря 2 ноября 2009 года, на самом деле и не барон вовсе. Клон Майгеля – да, но не барон. История знает только двух выходцев из семей местечковых ростовщиков, удостоенных королевой Британии баронского титула – Дизраэли и Ротшильда. В бароны Калманович возвел себя сам, а не в меру впечатлительные журналистки поспешили удостоить Шабку княжеского титула, оставляя за ним по невежеству еще и баронскую приставку «фон».

Но Беня Коломойский – это не клон барона Майгеля, да он и не читал «Мастера и Маргариту». С одной стороны, он, конечно, могучий атлант, держащий на своих плечах шесть областей, а с другой – простой украинский миллиардер, лишившийся в Крыму трехсот с лишним объектов недвижимости, и много чего лишится еще в России. Тем не менее не унывает и не беднеет. Как и люди «Дождя», получившие от Госдепа США хорошие бабки на плохую войну с Путиным, который схватил русалку Свободу и держит ее в своих застенках. Это лакейская война. Одни слова они объясняют другими, ничуть не более очевидными, и долдонят, как метро копают, о свободах во множественном числе, потому что каждый из них понимает свободу по-разному.

Они еще поборются, они еще зададут, если неизвестно что. Но по мере продвижения к неизвестно чему отцветают райские сады вымысла, выпадают павлиньи перья у самих борцов неизвестно за что, наступает поздняя осень безлистной трезвости, а вокруг – пустота, уставленная ловушками, которые ничем не грозят в будущем, поскольку захлопнулись в настоящем.

А Беня всегда знает за эти ловушки и за облавы, но вот в Крыму проморгал кувырок власти. Чересчур увлекся необходимостью увести в бесконечный тупик ход расследования гибели малайзийского «Боинга». Если бы не тетя Хана, ждала бы его судьба Шабтая. И сам Шабтай тоже ждал, только не на этом свете. Но хлопнули по столу пара апостолов и сказали: «Беня, не будь идиетом, сдай Путину распаханный, раздолбанный юго-восток, и будет нам счастье». Легко сказать, тут думать надо – глубоко, широко и безнравственно. Но в том-то и дело, что логика бытия на Украине вышла из-под контроля нравственности и перестала быть логикой. Тетя Хана тут не поможет, а Яценюк говорит и действует, как глупый розовый заяц в рекламе «Энерджайзера». Все – по разные стороны корыта. Одни с той стороны, где берут, другие – с той, где отнимают. Сверху крысятничает Яценюк…

– Фишман, где наш Кац? – воскликнул вдруг Беня, кося одним глазом в телевизор, где ведущий «Дождя» Михаил Фишман трогательно рассказывал, как муниципальный депутат Максим Кац самоотверженно восстанавливает после каждой коммунальной уборки цветочный мемориал на месте гибели Немцова. И благоразумно помалкивает о том, что доверенные поставщики цветов озолотились на пять лет вперед. – А вот и лохматый Кац!..

– Не дергайся, мешаешь работать, – строго сказала тетя Хана. – Лежи и думай, как скоро ты перестанешь быть миллиардером, не догадываясь, что имеешь хороший козырь.

– У меня козыри в каждом рукаве, какой тебе нравится?

– Такой. Ты знаешь, кто заказал Немцова.

– О, б…ь, крутой замес! С таким знанием я, может, еще успею добежать до Москворецкого моста. Или до иерусалимского кладбища Гиват-Шауль. Не имеет значения, достанут везде. Но за меня ордена не дадут. В лучшем случае – значок ГТО. Короче, фуфло гонишь, милая Анечка.

– Я к тебе всей душой, а ты – всей спиной. Ты думай, думай! Это совсем не вредно.

– Я теперь не мыслитель, а организованный преступник, который не знает, куда бандиты ходят на работу.

– В Кремль они ходят, Беня. В Кремль. И ты это знаешь.

Корректно-панихидного Фишмана сменил на экране безбашенный Шендерович – и понеслось: «Нами, сегодня управляют трупы, и мы живем по законам, которые установили трупы, а Немцов живой и будет живым всегда! Но наш дурдом голосует, за Путина.

– Господи, что он несет, этот клоун?! – изумилась тетя Хана. – Как только язык не отсохнет…

– Идиет, – кратко резюмировал Беня.

Конечно, Беня знал. Выражаясь аккуратно, догадывался, кто заказал Немцова. Правда, не без наводки тети Ханы. Чеченский след? Допустим. Но этот след почему-то уводит в Киев, где скрылась подруга Немцова и, скорее всего, соучастница преступления. Остальные следы тоже чеченские, но они скрыты в глубине и надежно заминированы. Люди Кадырова не позволяют следователям ФСБ хотя бы допросить бывшего командира батальона «Север» Руслана Геремеева, подозреваемого в причастности к организации покушения. А Путин демонстративно не желает ничего слушать про Кадырова, препятствующего расследованию. Наградил Рамзана орденом Почета и пресек тем самым все поползновения следаков в интересующую их сторону.

Молчит Кремль и по поводу ошеломительного высказывания на телеканале «Дождь» корреспондента газеты «Коммерсантъ» Григория Туманова. Как там он говорил?.. Дескать, редакции известна фамилия заказчика. Он родом из селения Дуба-юрт, где прожил с русской матерью около пяти лет, и фамилия его по отцу отличается от фамилии главного подозреваемого Заура Дадаева всего одной буквой. Попробуйте угадать с трех раз.

Начитанная тетя Хана не гадала. Дала Бене прочитать фрагмент романа Натана Дубовицкого «Околоноля» – про то, как некий Чиф поручил профессиональному киллеру Егору Самоходову убить своего отца Федора Ивановича. Заказал, короче. Зачем, почему – непонятно. А написано живо. Вот как написано:

«Старичок вошел с подносом. Чайный сервиз разлетелся первым, потом сердце. Одна чашка уцелела. В нее из дырявого Федора Ивановича, как из самовара, потекла темная кровь. Странно, дедуля упал не сразу, а все стоял и стоял, долго, долго – целую, наверное, секунду, а то и полторы. И все это время звучал и звучал протяжный, как ужас, выстрел. Потом свалился, усопший, превратившись в какую-то тряпичную кучу… Егор выжал обойму Макаровской убивалки допуста. Оставшиеся пули разлетелись по всей комнате, потому что стрелял Егор уже не в Федора Ивановича, а куда-то в удивленную темень собственной тоски…».