Вольфганг Шрайер - Неоконченный сценарий (журнальный вариант)

— Поглядим еще.

Ундина постучала в комнату Бернсдорфа. Открыл Кремп. Ундина увидела его незнакомое, бритое лицо и глаза, в которых жила холодная решимость. Бернсдорфа не было.

— Ищет возможность бежать отсюда, — объяснил Кремп.

— Господи, что вы придумали? Бежать? Чтобы помочь арестованным? Да ведь это самоубийство! Им помочь невозможно, не сообщают даже, где их содержат! Я пыталась…

— Ты, значит, выбросила белый флаг.

— А что нам остается, Хассо?

— Самоуважение. Но лишь в том случае, если мы откажемся улететь.

— Я не могу больше…

Глядя на Кремпа, Ундина чувствовала, насколько тот изменился за два последних дня: нет в нем больше ни былого доверия, ни нежности к ней.

— Это ужасная страна! Нельзя снимать фильмы там, где мучают и убивают!

— А кто еще, кроме твоего Фишера, хочет делать кино? — спросил Кремп, и Ундине стала понятна причина происшедшей с ним перемены.

Он мечтал снять картину об острейших классовых боях. Жизнь разбудила фантазию и творческую энергию, идея фильма о революционере поглотила Хассо целиком, как никого из них, а теперь он эту идею отринул! Пусть боль нестерпима, пусть рана кровоточит, он в своем решении тверд!.. Собирает кассеты, записные книжки, отдельные листы сценария, откладывает в сторону отснятую пленку, кинокамеру.

— Возьми это, Ундина, когда будешь уезжать.

Набив полную сумку, положил на диван. Сколько надежд связывал Хассо с этим киноматериалом, а теперь расстается с ним равнодушно, словно с чужим. В планах на будущее нет места мыслям о фильме. Все кончено! И между ними тоже! Кто бы мог подумать еще вчера!..

— Как ты собираешься поступить?

— Так, как должен, — сказал он сухо.

Эрвину Фишеру никогда ничего не снилось, и поэтому он очень удивился, когда Ундина явилась ему во сне. В сумеречном свете занимающегося утра она стояла у его постели и говорила, что остальные хотят уехать, чтобы остаться, она же остается с ним, чтобы уехать. Несмотря на путаные речи, появление Ундины — хотя бы во сне — обрадовало Фишера.

Каково же было его удивление, когда, открыв глаза, он увидел Ундину. И она действительно что-то говорила. Быстро набросив халат, предложил Ундине стул. Однако она не села.

— Давайте поскорее улетим отсюда, прямо сразу, первым самолетом в Мехико… — Голос Ундины дрожал. — Я уже уложила вещи. Здесь мы больше ничего не добьемся. Это ужасная, несчастная страна. Я не знала, с чем мы столкнемся… Читать об этом и видеть собственными глазами — огромная разница… Самый острый фильм окажется жалким эхом, если не издевкой над реальной жизнью. От пленки кровью не пахнет…

— Я тебя понимаю — для женщины это чересчур… Может быть, ты права.

Фишер знал, что игра проиграна окончательно. Бернсдорф и Кремп больше в фильме не заинтересованы; Ридмюллер, Шмюкер и Хоппе настаивают на немедленном отъезде. Вилан мертв, а ведь все они нуждались в его защите. Никто больше в успех предприятия не верит; выходит, самое время возвращаться восвояси, как это ни тяжело признать…

— Хорошо. Улетаем первым самолетом в Мехико. И да поможет нам господь!

Ундина благодарно пожала его руку, и Фишер с неожиданной остротой ощутил, что это миг возвращения надежды.

— Ваши партнеры проявили благоразумие, а вы оба, увы, нет, — сказал майор Понсе. — Предупреждаю в последний раз, господа. Я не стану выкладывать сейчас все известные мне факты, но поверьте, что располагаю ими в достаточном количестве.

— Да, мы вас больше предупреждать не станем, — подтвердил Диас. — Вам решать, вам и отвечать. Я бы посоветовал вам сейчас же прямиком проследовать в аэропорт и вечерним рейсом отправиться вслед за господином Фишером и госпожой Раух в Мехико. В противном случае мы имеем право применить силу. Не вынуждайте отдавать вас под суд.

Суд? Бернсдорф встрепенулся. Угроза прозвучала несколько странно.

— И в чем бы нас обвинили?

— Прежде всего в соучастии в убийстве посредством укрытия преступников или оказания им помощи действием.

Кремп спросил:

— Процесс будет открытым?

— Как вы смеете сомневаться в нашей правовой системе? Ничего, скоро вы с ней познакомитесь. — Голос Понсе звучал равнодушно, на лицо он словно маску надел, а в его словах нельзя было обнаружить и намека на сарказм. Кстати, с какой целью вы сбрили усы и бороду?

— Ваш процессуальный кодекс бритья не предусматривает? Или запрещает?..

— На вашем месте я не стал бы острить, — сказал Понсе. — Против вас факты, господин фон Кремп. Причем факты удручающие. Показания свидетелей и отпечатки пальцев на оружии, брошенном бежавшей Крус, доказывают, что, по крайней мере, одному из покушавшихся вы способствовали в совершении преступления. А в сведениях, которые мы получили от официальных органов вашей страны, есть данные, проливающие свет на ваше поведение… — Майор перелистал несколько страничек блокнота. — Вы принадлежали к прокоммунистическому студенческому союзу, дважды подвергались судебному преследованию по обвинению в оказании сопротивления полиции и организации беспорядков. В Гамбурге вы принимали участие в запрещенных демонстрациях, подстрекали к проведению массовых забастовок. В начале этого месяца вы оказали содействие человеку, розыск которого был объявлен полицией, попали в автомобильную катастрофу, после чего бежали за океан. Полагаю, перечисленного довольно.

Застигнутый врасплох, Кремп промолчал. Бернсдорф ощутил, какой силы удар обрушился на них. Целый набор обвинений! И не похоже, чтобы Понсе на сей раз блефовал.

По Кремпу выпущен заряд такой силы, что как свидетель по делу об убийстве Вилана он отпадал совершенно. Бернсдорф понял, что остался один. «А с другой стороны, — спрашивал он себя, — почему это Понсе ведет огонь из орудий крупного калибра? К чему такие усилия, когда достаточно произнести несколько официальных фраз и зачитать приказ о высылке из страны?»

И тут до него дошло, что в руках у Понсе ничего нет — по крайней мере, нет приказа о высылке. По какой-то неизвестной причине Понсе не удалось его заполучить! Хотя майор и делает вид, будто остались одни формальности, он их просто-напросто запугивает, а насильно отвезти в аэропорт не имеет права!

— Майор, прошу вас, уточните, нас высылают или нет?

— Вы здесь персоны нежелательные, достаточно вам?

— Однако это не одно и то же.

— В случае с вами обоими я не вижу тут никакой разницы. — Понсе встал, перепалка ему надоела. — И вы очень скоро в этом удостоверитесь, если не последуете нашему совету. Вы снимали фильм у Кастро, прославляли «кубинскую весну». Откуда мы знаем, вдруг вас на Кубе завербовали и вы прибыли к нам как тайный коммунистический агент?

— Вы это сперва докажите, — вмешался Кремп.