Николай Лузан - Фантом

— Имей в виду: он со своей техникой и орлами готов даже черту под хвост залезть. Но у нас не тот случай. Никакой засветки Николая! Пусть что-то не услышим, что-то не увидим, но не дадим повода к подозрению. Наша позиция: максимальная конспирация! Наблюдение вести только со стационарных скрытых постов и с дальних подступов. Работу в эфире максимально ограничить, связь держать по проводным каналам связи.

— Понял, Георгий Александрович! Буду стоять на этой позиции! — подтвердил Сердюк.

— Не только стоять, но и добиться ее выполнения. И последнее — это касается линии поведения Кочубея в общении с Перси, — Градов перевел взгляд на него и потеплевшим голосом произнес: — Здесь, Коля, многое, если не все, зависит от тебя. Ты с ним уже встречался и имеешь представление — матерый разведчик.

— Да, палец ему в рот не клади, но не так страшен черт, как его малюют, — справлюсь, — заверил Николай.

— Георгий Александрович, а если Николаю с Михаилом Ивановичем снова проиграть в ролях явку с Перси? Думаю, лишним это не будет, — предложил Гольцев.

— Добро, хорошая мысль, — согласился Градов.

— Главное, чтобы Николай потом из образа вышел. Шпионов мне еще в отделе не хватало, — с улыбкой заметил Сердюк.

Так на оптимистичной ноте закончилось совещание у Градова. Самому же Николаю было не до смеха. На следующий день за него взялся герой фильмов «Ошибка резидента» и «Возвращение резидента» артист Михаил Ножкин. С присущей ему обстоятельностью Михаил Иванович принялся лепить из Кочубея образ алчного и беспринципного шпиона — Ореста Литвина. Сам блестящий мастер перевоплощения, он был неумолим к любой неточности и фальши. Десятки раз Николаю приходилось отрабатывать каждый жест и каждую фразу. Но Михаил Иванович был неумолим: требовал явить во всей своей неприглядности черную душонку предателя. И когда заканчивалась репетиция, то и вне стен студии, где стараниями художника и декораторов была воссоздана обстановка предстоящей явки с Перси — зал Третьяковской картиной галереи, Николай испытывал раздвоение личности: шпион Литвин никак не хотел оставить в покое контрразведчика Кочубея.

И на этот раз после репетиции образ предателя продолжал преследовать Николая. Встреча с Татьяной не могла его развеять: жесты, мимика и манера речи вызвали у нее удивление.

— Коля, да что с тобой? — ничего не могла понять она.

— Все нормально, — смутился он.

— Разве? В последнее время с тобой происходит что-то странное.

— Странное, что ты имеешь в виду?

— Ты сам на себя не похож.

— Но другие же узнают.

— Нет, ты болен, это я говорю тебе как врач-психолог! — настаивала Татьяна.

— Конечно, болен, вскружила голову старому холостяку, — пытался отшутиться Кочубей.

— Коля, мне не до смеха. В психиатрии подобное поведение называется раздвоением личности.

— Вот бы еще зарплату за двоих платили.

— Это серьезное заболевание, — не принимала шутливый тон Татьяна.

— Ы… ы… — сделав страшное лицо, Николай попытался ее обнять.

— Да ну тебя, — отшатнулась она.

— Все, Танечка, иду в отпуск!

— Когда?!

— Это как дед Толя решит.

— Кто такой?

— Я же тебе рассказывал — генерал Сердюк.

— А он, как, добрый?

— Добрым начальник бывает, когда уходит в отпуск, тогда вместе с ним отдыхают все подчиненные.

— В таком случае сегодня и завтра я твой начальник. Едем к нам на дачу! — решительно заявила Татьяна.

— Хорошо, только у шефа отпрошусь, — сдался Николай и набрал номер Сердюка.

Тот узнал его по голосу и поинтересовался:

— Как отработали с Михаилом Ивановичем?

— Он остался доволен.

— То есть ты вжился в образ.

— Да, а как выйти из него не знаю. Татьяна подозревает во мне мистера Джекила. Мне бы…

— Чег-о? Какой еще Джекил? Перестань мне голову морочить! — перебил Сердюк.

— Анатолий Алексеевич, Таня как врач… — замялся Кочубей, не решаясь высказать свою просьбу.

— С Татьяной я понял! А причем тут Джекил?

— Анатолий Алексеевич, я имел в виду историю перевоплощения Хайда в мистера Джекила.

Сердюк, хмыкнув, спросил:

— Короче, к чему клонишь, доктор Хайд?

— Разрешите выйти из образа, Анатолий Алексеевич? — забросил удочку Николай.

— Из образа?

— Да, на выходные съездить на дачу к Татьяне?

— Выходные? Так в понедельник у нас встреча, — напомнил Сердюк.

Кочубей уже пожалел о своей просьбе и готов был дать задний ход. Ответ Сердюка заставил его с облегчением вздохнуть.

— Значит так, Коля: постоянно находись на связи, а в воскресенье в семнадцать ноль-ноль как штык в Москве! — распорядился тот.

— А если в понедельник, я на своей машине… — заикнулся Кочубей.

— Извини, Коля, я все понимаю, но служба есть служба. Надо еще раз пройтись по плану и сценарию встречи.

— Ясно, Анатолий Алексеевич, спасибо!

— Благодарить будешь, когда свадьбу сыграешь.

— Свадьбу, а вам, не жаль последнего холостяка?

— Пожалею, когда дело сделаем. И еще. Дежурному по департаменту сообщи адрес дачи Татьяны.

— Есть!

— Хорошего отдыха, холостяк! — пожелал Сердюков и закончил разговор.

Кочубей довольно потер руки и радостно воскликнул:

— Все, Танюша, свободен как птица в полете! — и, оглянувшись по сторонам, задержал взгляд на вывеске кафе — «Мечта», зябко повел плечами и, стуча зубами, промолвил: — Что-то стало холодать, не пора ли нам, э-э… помечтать?

— И о чем будут эти мечты? — спросила Татьяна и бросила на Николая лукавый взгляд.

— Например, о мироздании, — в тон ей ответил он.

— Это, конечно, интересно, но причем тут старый холостяк и свадьба?

— А вот с этим высоким званием, к сожалению, мне придется расстаться.

— И как скоро?

— Начальник приказал в ближайшее время изменить социальный статус.

— Ой, как все просто в армии!

— Не в армии, а в ФСБ.

— А кто в том приказе значится? — полюбопытствовала Татьяна.

— Пока секрет.

— Ну, скажи, Коля, я тебя никому не выдам.

— Не сомневаюсь, с тобой, Танечка, хоть в разведку! — рассмеялся Николай и, нежно обняв Татьяну за плечи, увлек к кафе.

Усилившийся мороз загнал под крышу местных тусовщиков, и Татьяна с Николаем с трудом нашли свободное место. Но теснота нисколько не мешала, Николай находился на вершине блаженства. Любящий взгляд зеленых глаз Татьяны и бокал теплого, отдающего запахом корицы глинтвейна кружили голову и будоражили кровь. Стрелки часов показывали начало одиннадцатого, когда они покинули кафе. Николай проводил Татьяну до порога квартиры и, сославшись на поздний час, отказался от чая и отправился к себе.

На следующий день ранним утром он подъехал к подъезду дома Беляевых. К этому времени отец Татьяны Юрий Александрович был на ногах и загружал в старенький мерседес рыбацкие снасти. Позже к ним присоединились Анна Ивановна и Татьяна с сестрой Еленой. Не мешкая, чтобы не застрять в пробках, они выехали из Москвы и в девять часов стояли перед воротами дачи. Она располагалась на опушке соснового бора, метрах в ста от небольшого озера и составляла предмет особой гордости Юрия Александровича. Год назад вместе с соседями, двумя отставными военными, они собственными руками собрали ее из цилиндрованного бревна. Внутри дачи приятно пахло деревом и травами.