Сергей Норка - Инквизитор

— Кто хочет остаться в живых? — спросил я, усвоив уроки командира моего спецназа. Они молчали и смотрели на меня кто насмешливо, а кто с интересом. Крепкие орешки. Ну да посмотрим. Я наставил на одного из них «бульку» и нажал на спусковой крючок. Он повалился на пол. Я посмотрел на оставшихся в живых. Они стояли спокойно, словно ничего не произошло. Ну и ну! Я наставил револьвер на следующего.

— Прекратите, — сказал оператор. — Что вы хотите узнать?

— Где человек, которого вы похитили две недели назад?

— В лаборатории. В отдельной комнате.

И тут меня осенило. (Чем черт не шутит):

— Где установки?

— Какие установки вы имеете ввиду?

— Генераторы спинорно-торсионных полей.

Они молчали. Я наставил револьвер на одного из них. Молчание. Хлопнул выстрел и еще один повалился на пол. Я стрелял в голову.

— На чердаке, — сказал оператор.

— Сейчас первым делом мы спустимся в лабораторию и вызволим моего сотрудника, а потом пройдем на чердак. Идемте.

Мы спустились в то самое помещение, где меня тестировали. Оператор кивнул на железную дверь. Она была заперта, и рекс, снова поколдовав с устройством, распахнул ее. Я вошел и, нащупав на стене слева от двери выключатель, включил свет. В тесной комнатке без окон на деревянном топчане лежал Яков. Он не пошевелился, когда я зажег свет.

— Вставай, соня! — радостно крикнул я. — Кофе готов!

Яков не пошевелился. Я подошел к топчану и потряс его за плечо. Реакции не последовало.

— Давай сюда этих деятелей, — крикнул я, предчувствуя страшное.

Богданов ввел операторов.

— Что с ним? — спросил я.

Один из них подошел к Винеру, пощупал пульс, затем поднял веко и посмотрел в зрачок.

— Сердце не выдержало, — сказал он.

— А, — бессмысленно сказал я и сделал два выстрела. Они повалились без звука.

Богданов посмотрел на часы.

— Шеф, пора закругляться.

— Подожди, — усмехнулся я. У меня еще одна важная встреча должна произойти, откройте мне дверь в квартиру директора и дуйте на чердак. Заминируйте всю аппаратуру, какая там есть.

Рекс недолго копался в замке двери в квартиру Эдуарда Валентиновича.

«БОЛЬНЫХ ДЕПРЕССИЯМИ В РОССИИ ЕЖЕГОДНО ПРИБАВЛЯЕТСЯ НА 5 %. СПЕЦИАЛИСТЫ ПОЛАГАЮТ, ЧТО УЖЕ ЧЕТЫРЕ ПЯТЫХ НАСЕЛЕНИЯ СТРАНЫ ПЕРЕНЕСЛИ ДЕПРЕССИИ РАЗЛИЧНОЙ СТЕПЕНИ ТЯЖЕСТИ…

СИТУАЦИЮ УХУДШИЛИ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ, ВРАНЬЕ ВЫСШИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЧИНОВНИКОВ, МАССОВОЕ ОБНИЩАНИЕ (37 МИЛЛИОНОВ РОССИЯН ЖИВУТ ЗА ЧЕРТОЙ БЕДНОСТИ), БЕЗРАБОТИЦА (В СТРАНЕ 9, 6 МИЛЛИОНА БЕЗРАБОТНЫХ; ПО АМЕРИКАНСКИМ ДАННЫМ, РОСТ БЕЗРАБОТИЦЫ НА ОДИН ПРОЦЕНТ УВЕЛИЧИВАЕТ СМЕРТНОСТЬ НА 1,9 %)».

Там же.

Я вошел и зажег фонарик. Минуты три походил по роскошным апартаментам директора института и, наконец, оказался в большой спальне, где на широкой двуспальной кровати спал Любимов. Я включил свет:

— Вставайте, граф. Вас ждут великие дела.

Он сел на кровати и потер глаза. Острый взгляд, которого я удостоился, не выказывал не только испуга, но, в отличие от его подручных, даже удивления.

— Я вас слушаю, — спокойно сказал он.

— Я пришел убить вас, Эдуард Валентинович, — сказал я, подходя ближе и наставляя на него револьвер. (Он не прореагировал. Только взгляд его стал презрительно насмешливым). — Но вы можете спасти свою жизнь, если согласитесь рассказать мне, кто за вами стоит, кто входит в Политбюро и как вы осуществляете управление психикой масс.

Профессор презрительно рассмеялся и продолжал молчать, разглядывая меня как назойливого комара.

— Ну что ж, — сказал я. — У меня, к сожалению, нет времени убеждать вас. Поэтому прощайте.

— Всего доброго, молодой человек, — насмешливо поклонился он.

То, как он держался, вызвало во мне скрытую волну восхищения. Во время «Чистки» через мои руки прошли несколько десятков «клиентов». Среди них были такие, кто держался довольно достойно, но такого презрения к смерти я еще не встречал. «Хорош, мерзавец, — подумал я, — бесстрашен, умен. Жаль только, что так аморален».

— Мне нравится, как вы встречаете смерть, доктор, — сказал я с уважением, которого не смог скрыть. — Я готов выполнить вашу последнюю просьбу, если таковая имеется.

Его лицо стало серьезным. Мне даже показалось, что в его стеклянных глазах промелькнуло что-то человеческое.

— Передайте Николаю, — глухо сказал он, — что он был моим единственным любимым учеником и близким человеком. И мне до сих пор больно, что наши пути разошлись.

— Передам, — кивнул я. — Это все?

— Все.

Раздался выстрел, и во лбу «гения зла», как я про себя назвал его еще при первой встрече, появилось отверстие. Он не упал, а продолжал сидеть в той же позе, и даже глаза его оставались открытыми.

В комнату вбежал Богданов.

— Все, шеф. Все лимиты исчерпаны. Уходим. Ты руками ни за что не брался? — неожиданно спросил он. (В отличие от рексов, которые работали в перчатках из очень тонкой, туго обтягивающей руку кожи, я был «голенький»).

— Обижаешь, начальник. Даже свет фонариком включал. Чердак заминировал?

— Как в аптеке.

— Тогда уходим.

Богданов снял с ремня миниатюрную рацию и скомандовал:

— Уходим!

Когда мы спустились во двор, вся «Нежность» уже собралась у люка. По взмаху руки командира рексы попрыгали в люк. За ними полез и я. Богданов спустился последним. Уже, будучи в люке, он высунул руку, сжимавшую дистанционное устройство. Прогремел взрыв.

Богданов вручил Каневскому, который исправно дожидался нас в том же месте, где мы его оставили, пакет с баксами, и мы двинулись в обратный путь.

Вскоре мы уже были в исходной точке. Богданов, прежде чем сдвинуть крышку люка, включил рацию: «Как дела, Павлик?» «Порядок!» — раздалось из рации. «Отъезжай», — скомандовал Богданов. Наверху послышался шум двигателя, и командир «Нежности» откинул крышку люка.

Двое рексов и Каневский сели в машину, а остальные попрыгали в автобус. Богданов передал своему заму пакет с премиями за успешно проведенную операцию: «До моего возвращения все свободны. Разбегайтесь из Москвы, кто куда. Отдохните».

Через десять часов мы уже были в моем загородном доме под Питером, а следующим утром выехали в Нарву.